Наконец работник встал и начал медленно
натягивать на ноги лапти.
— Поторопись же, братец, этак нельзя!..
— Да что ты, сердишься?
— Нет, и не думаю, я хочу лишь оказать, что
опаздываем на работу...
— Это дело другое. Смотри, уговор наш —
нерушимый!
Покуда слуга надел лапти и пошел в поле,
наступил полдень.
— Стоит ли работать теперь? — сказал он
хозяину.—Видишь, все обедают,—давай-ка
пообедаем и мы.
Сели они обедать. После обеда работник
говорит хозяину:
— Люди мы трудовые, а потому нам нужно
малость поспать, набраться силы, — и, уткнув
голову в траву, заснул до вечера.
— Послушай, побойся ты бога, уже темнеет,
все скосили свои поля, лишь наше осталось не-
скошенным!.. Да чтоб сломалась шея того, кто
тебя ко мне послал! Что это за наказание!..—
начал было с отчаянием хозяин.
— Да ведь ты сердишься? — подняв голову
спросид работник.
— Нет, не сержусь, а лишь хочу сказать, что
стемнело, пора домой.
— Это другое дело, пойдем, — а уговор
остается.
Вернувшись домой, хозяин застал гостя.
Послал он работника на скотный двор
зарезать одну из овец.
— Какую? — спросил работник.
— Какая попадется.
Слуга вышел. Прошло немного времени — и
вот бегут к хозяину люди и говорят, что его
работник с ума сошел, — режет овец одну за
другой. Выбежал хозяин из дому — видит и
впрямь: зарезано все его стадо. Тут он вышел
из себя и стал поносить его:
— Да чтоб обрушился твой кров,
что это ты наделал!..
— Ведь ты же сказал: «какая попадется,
такую и режь», — вот я и зарезал: я ничего
дурного не сделал, — спокойно ответил работник
и спросил: — Но, как вижу, ты сердишься?
— Нет, не сержусь, но мне жалко, что ты зря
истребил мое стадо...
— Ладно, — не сердишься, так буду
работать.
Младший брат проработал так несколько
месяцев и до отчаяния довел своего хозяина. Тот
решил как-нибудь избавиться от работника. По
уговору, работник должен был уйти с весенним
кукованьем кукушки, между тем начиналась зима и
до весеннего кукования кукушки было далеко.
Подумал-подумал хозяин и решил проделать
над работником штуку: повел он жену в лес,
поднял ее на дерево и наказал куковать, как
только он придет в лес с работником. Сам же
пошел домой и велел работнику собраться с ним
вместе в лес на охоту. Как вошли они в лес,
жена хозяина и давай куковать:
— Ку-ку! Ку-ку!..
— О-го! Поздравляю тебя, кукушка кукует,
твой срок службы истек.
Паренек сейчас же понял проделку хозяина.
— Нет, — сказал он, — слыхано ли дело,
чтобы среди зимы куковала кукушка. Я эту
кукушку должен убить и посмотреть, что это за
птица такая!
При этих словах он прицелился, направив
ружье на дерево, на котором сидела жена
хозяина.
Хозяин с ревом бросился на него и едва
уговорил работника не стрелять.
— Да чтоб ты сдох, скотина, извел ты меня!..
— Ты сердишься, как я вижу? — спросил
работник хозяина.
— Да, да, братец, сержусь, — ответил тот, —-
пойдем уплачу я тебе неустойку, и отвяжись
ты от меня. Заключил условие — так должен
терпеть. Теперь-то уж я понимаю, что старая
поговорка значит: «не рой чужому яму — сам
в нее попадешь».
Расторгнув договор и получив неустойку,
младший брат вернулся домой. А богач поумнел
и не заставляет больше работника работать при
луне в поле.
Сказка записана и художественно
обработана поэтом О в а н н е с о м
Туманяном. г
1 Ованнес Туманян (1869—1924)—выдающийся
поэт, крупнейший представитель новоармянской
литературы, отражавший в своем творчестве
преимущественно патриархальный склад жизни армянской
деревни. Художественно переработанные сказки О.
Туманяна (в стихах и прозе), выпущенные в 1930 г. Арм-
гизом под ред. П. Н. Макинциана, обличают в нем
первоклассного сказителя, пленяющего читателя редким даром
звукописи и безыскусственным светлым юмором.
I
Жил-был бедняк, по имени Назар. Этот Назар
был человек никчемный и ленивый. До того
был он труслив, что один ни за что не
переступал порога своего дома. Все часы он
проводил бок-о-бок с женой — выходил с ней из
дому, возвращался с ней домой.
Потому-то его и прорвали трусливым
Назаром.
Однажды трусливый Назар вышел ночью
вместе с женою за порог своего дома и увидел
озаренную луною землю.
— Жена, ну и ночь для нападения на
караван!.. Так бы я сейчас и пустился в путь да
разграбил бы шахский караван, идущий из
Индостана.
— Помалкивай и сиди на месте! Так я и
поверила, что нападешь ты на караван!
— Дрянь ты этакая, почему ты мне не даешь
разграбить шахский караван и наполнить дом
чужим добром? Какой же мужчина я после
этого и на какого же чорта ношу папаху, если
ты осмеливаешься мне перечить!
В разгар перебранки жена, вне себя от
ярости, вбежала в сени и заперла за собой
дверь.
— Да чтоб я зарыла в землю твою трусливую
головушку! Поди теперь пограбь караван! —
сказала она в сердцах.
Оставшись один у запертой двери, Назар
чуть не сошел с ума от страха. Сколько ни
молил Назар жену впустить его в дом, та
заупрямилась и не открыла двери.
Отчаявшись, Назар прикорнул у стенки
в ожидании утра. Взошло солнце, а жена все
не показывалась. Время было летнее, в воздухе
реяли тысячи мух, которые, пользуясь
неподвижностью разобиженного Назара, целыми
роями прилипали к его лицу. Когда Назару
стало невмоготу, он поднял руку и ударил себя