Армянское древо

Ты спрашиваешь меня об „инструментарии“. Он у нас под боком. Наши инструменты совершенны, тверды, у них проникающий и летальный эффект… Ты задумывался когда-нибудь о заключенных в наших тюрьмах и лагерях? Они пойдут на все, чтобы выйти на свободу. А если им пообещать освобождение от ответственности за совершенные преступления? В конце концов это как работа. Они смогут насиловать, похищать, красть, убивать. Это все равно, что снять все запреты.

Да, Назим. Наш дорогой Талаат уже знаком с этим проектом, и он ему показался отличной идеей.

Мы создадим легион, который сделает важную часть работы.

Образование его обойдется нам почти даром. Потери его личного состава не будут иметь никакого значения. А если затем надо будет закрыть рот кому-нибудь из них или многим из них, то все это можно сделать, не вызывая ничьих протестов. А пока что они „очистят“ нам путь, Они сделают за нас то, о чем мы можем только мечтать, но, возможно, будем не в состоянии осуществить.

С другой стороны, они вот уже, рядом — завербованы и полностью в нашем распоряжении. Они похожи на стаю волков, готовых к тому моменту, когда глава стаи почувствует запах крови. Мы разобьем их на группы и банды. Каждой из них будет руководить командир, поставленный нами. Мы пообещаем им добычу (спокойно, только часть добычи!), отдадим им женщин и детей, чтобы успокоить их страсти. А потом теми из них, кто выживет, мы займемся сами…»

Я наблюдал, как доктор Назим пристально смотрел на Шакир-бея сквозь стекла своих очков. Его лицо не выражало никаких чувств, ни малейших эмоций, но легкая дрожь нижней губы выдавала его. Я догадался, что эта идея и эта программа полностью совпадали с его мыслями.

Что до меня, то меня не оставляла мысль о том, как мне повезло с самого начала. Каждый раз я оказывался в самом нужном месте. Мои покровители по-прежнему помогали мне, и я был уверен, что этот путь приведет меня к власти и деньгам. Я стал представлять себе, сколько это могло бы быть. Эти идеи вызывали у меня энтузиазм. Пришел момент для освобождения Турции от всех тех, кто усложнял ее ситуацию, кто только ждал, чтобы наброситься на нее и растерзать, как терзают свою добычу животные, поедающие падаль.

Благодаря таким людям, как доктор Назим или Шакир-бей, излагавшим свои блестящие мысли, а также другим, с кем мне посчастливилось познакомиться, удастся помешать такому развитию событий. Я поклялся себе, что моя рука никогда не дрогнет, чтобы реализовать священную миссию спасения нашей страны.

Я был уверен, что эти два человека читали мои мысли, потому что когда Шакир-бей закончил излагать свои мысли, взволнованный доктор Назим встал и обнял его. Потом он проделал то же самое со мной. Мы там же поклялись, что сделаем все, чтобы надуманное превратилось в реальность как можно раньше.

Таким образом, обстоятельства, судьба, а также — сейчас, много времени спустя, я это понял — слабость моего характера привели меня к тому, что я отдался делу, которое мне казалось не только благородным, но скажу больше — величественным. Это было самым важным для нас, и мы были готовы отдать за него наши жизни. Мы готовы были пойти на все без колебаний, так как были убеждены (а я больше других), что призваны стать во главе такого дела, за которое стоит умереть, если понадобится.

Так совпало, что при возвращении в Турцию я оказался попутчиком Шакир-бея. Именно он окончательно привлек меня к этому делу. Во время долгой поездки на поезде из Берлина до Вены, оттуда в Будапешт, Белград и Софию, а затем до Константинополя он беспрерывно просвещал меня, раскрывая передо мной блестящее будущее, если я посвящу себя делу Комитета.

Я понял все значение нашей миссии, когда в Вене к нам в поезд вошел наш посол в этой столице Хусейн Хилми. Он ехал в специальном вагоне, расположенном между вагонами первого класса. Его сопровождал генерал Отто фон Лоссов, который недавно получил назначение на должность полномочного военного представителя Германии в Турции. Во время долгого путешествия Шакир-бея неоднократно вызывали в специальный вагон, и он держал меня в неведении, не посвящая меня в то, о чем там говорилось. Мне даже пришла в голову мысль, что он раскаивается, что так доверился мне. В конце концов многие представители моего поколения были бы готовы продать душу самому дьяволу, чтобы поменяться судьбой со мной.

И тогда обстоятельства обернулись ко мне своей положительной стороной. Где-то в районе Пловдива, в сердце Болгарии, Шакир-бей вернулся в купе после нескольких часов, проведенных в вагоне посла. Он был, как никогда, взволнован и расстроен. Закрыв купе, он пробормотал, что у нас проблемы. В Софии в наш поезд поднялись два армянских террориста. Секретные службы только что предупредили об этом начальника станции Пловдива. Они подозревали, что готовилось покушение на посла.