Армия

Планшет дальней воздушной обстановки – это то, что нам передают из дивизии. Сами мы пока не видим, но можем подготовится. Подготовится к тому, что сейчас вот-вот… Ну, не прямо сейчас, а минут через пять наши точки увидят, а ещё минут через десять их, вероятно, не станет. А нас не станет минут через двенадцать. А через Тихий океан к нам тянутся маловысотные скоростные цели – это ракеты. А чуть выше ракет толпой идут самолёты и при подлёте к Охотскому морю начинают разделяться. Часть – в сторону Петропавловска, часть – на Магадан. Большая часть так и пройдёт над нами, куда-то дальше на материк, в сторону наших сел, нив и городов.

А несколько штук, как-то слишком прямо идут и если не отвернут никуда, то прямо к нам и прилетят. И истошный крик: «Товарищ подполковник, на нас идут!». А что в таком случае должен делать солдат РТВ ПВО? А ничего не должен делать. Я не к тому что ничего не делать, сидеть и ждать. А к тому, что не должен. Всё что он должен, также, как и весь наш полк – успеть сообщить. Так же как и дневальный – успеть крикнуть и дальше что хочешь, то и делаешь. Или быстро убегаешь, или также быстро и героически пытаешься погибнуть.

Тогда мы ещё не выполнили своей миссии. Мы не сообщили, а убежать уже хотелось. Куда ни будь в лес. Подальше от КП, которое однозначно разнесут. Так как оно было закопано и из чего построено, то могло защитить только от стрелковых видов оружия. А всё, у чего калибр больше чем 7,62, если и не пробьёт, то, по любому, обрушит.

Из оружия у большинства только противогазы. У меня с Мишкой не было и противогазов. Но мы честно заняли свои места согласно расчёту. Мишка сел за датчик, я – за свою роту. А на офицерской галерке нарастал накал страстей. Со скоростью автоматных очередей по «городам и весям» разлетались сигналы. Полк требовал от точек включить всё, что можно было включить.

Вдоль всего побережья крутились радары. Большие и маленькие, исправные и неработающие. Неработающие – это те, которые крутиться могут, а посылать сигналы и принимать – нет. Но они крутились. Всё, что могло крутиться и качаться, крутилось и качалось. Но точки ничего не видели. А вражеские самолёты и ракеты уже вошли в зону действия. Нам их передали, а мы их не видим. А с дивизии летят требования отчётов. А нам нечем отчитываться. И уже к чёрту отчёты, мы все погибнем, а «мёртвые сраму не имут». И пора бы исповедоваться… А тут из дивизии сигнал: «Тревога учебная». И сразу тишина. Пропали самолёты с планшетов. Ну, не пропали, просто дальше лететь не стали. И ракеты замерли, и вообще всё замерло. И стало спокойно, но как-то не хорошо. Как будто бы обманули. Мы поверили и, может быть, были уже готовы. Кто быстро бежать, кто героически остаться. А тут на тебе. Ничего себе шуточки. Так бывает и не только в армии.

А на дембель я ушёл раньше Нового года, даже раньше, чем самые заслуженные, которые должны были уйти раньше всех. Иду такой покурить, а тут кто-то из телефонистов: «Давай по комсомольской путёвке дембельнёмся». Почти сразу же объяснили – соглашаешься ехать по комсомольской путёвке, тебя демобилизуют и под присмотром офицера увозят. Ну, куда ни будь. А там, обычно, ты нафиг не нужен. И организация так и пишет про тебя, что приехал, молодец, но в данный момент, предприятие в услугах добровольца не нуждается. Считают, сколько стоит билет до дома, дают деньги и всё – ты совсем свободен.

Прикольный вариант. «А когда?», «Через неделю.» Через неделю, это хорошо, потому что первая партия, которую называли нулевой (Ноль – это тоже цифра) должна была улететь только через месяц. Согласился.

И так это случилось быстро и неожиданно, что даже дембельский альбом не сделал. Дембель должен (как часто я должен, но не делаю) подготовить (ушить, обшить) себе форму, сделать дембельский альбом. Не купить, а именно сделать. А дембельский марш выдавать в эфир не должен. И более того, его выдавать было нельзя под страхом… Не помню, чем стращали, но это разгильдяйство пресекалось и, в конце концов, было прекращено.

Дембельский марш радистов, это набор букв, который звучит как музыка. Многое из того, что мы считаем ритмом или музыкой, может быть переведено на язык азбуки Морзе. Например, то, что хлопают болельщики, может быть передано как МУХА. Непонятно? Тогда напевами: «Маа-маа, у-не-слоо, химичите, ай-даа». Так понятней?

А дембельский марш это вот так:

Номер номер есть филимончик

Есть филимончик синее номер

Синее синее синее номер

Синее есть филимончик номер…

Такой был у нас в части. У меня где-то в блокноте записан. Морзянка – это музыка для тех, кто её не знает. Также, как и иностранные песни. Всё в ней музыка – и музыка, и слова. Но как только начинаешь понимать иностранный язык – всё. Теряешь что то, после чего мир уже никогда не станет прежним. А хорошая (пока не понимал) песня становится какой-либо глупостью или пошлостью. Или оставаясь хорошей, заставляет думать. Она становится другой. И гармонии, когда и слова, и музыка были музыкой, уже не будет.