Армия любовников

Тут трудно сказать, были ли это мысли Ольги, уловившей в небе вибрации Земли, или Земля сама углядела в иллюминаторе лицо одной из растерянных женщин, со страхом смотрящей вниз, на нее, Землю. Но было как было. Мысль вошла в самолет, и люди притихли, сжались… Им предстояла посадка. Встреча с Землей. И они ее боялись.

Уже ожидая выплывающих из преисподних глубин чемоданов, Илья Петрович спросил, встречает ли кто-нибудь Ольгу. Хотелось сказать «да», это был бы правильный ответ для благополучной женщины. И она даже заколебалась, не соврать ли.

— Увы! — ответила она. — Сейчас буду искать, с кем бы спариться на машину. Одна боюсь.

— Спарьтесь со мной, — ответил Илья Петрович.

Хотя по маршруту удобней было бы забросить его на Савеловский, а потом ее — в Марьину Рощу, но поехали сначала к ней. Возле подъезда она попросила: «Поднимите меня на этаж. Я боюсь одна в лифте». Уже возле двери она протянула ему руку, готовясь сказать все причита-ющиеся слова. Он взял ее руку, загнул к ладони ее пальцы, потом притянул к себе. Поцелуй получился, можно сказать, юным и страстным.

— Войду? — тихо спросил он.

— У меня дочь, — ответила она. — Она меня ждет.

— Больше никто не ждет?

Она ничего не сказала, потому что обиделась на вопрос, ответ на который и так был ясен.

— Телефон, — сказал он.

Она назвала и увидела, что он не записывает, поняла, что это так, соблюдение элементарного приличия после такого поцелуя. Но не будешь же настаивать на написании. Совсем бездарно.

Илья Петрович со вкусом поцеловал ей ладонь и ушел, а она стала открывать дверь: сейчас на шею кинется Манька, а потом пойдет потрошить чемодан… Но в квартире было тихо. Конечно, первый час ночи, но как она могла уснуть?

Бросив чемодан у порога, Ольга ринулась в спальню. Уже открывая дверь, поняла, что делать этого не следовало. Еще с порога она учуяла чужой запах в доме, некую кислость воздуха в прихожей, но объяснила его тем, что Манька запустила квартиру, этого от нее вполне можно ожидать. Так подумала и ринулась и дверь открыла, а могла бы, идиотка с коридорными поцелуйчиками, сообразить все хоть на секунду раньше.

Они сладко спали, обхватив друг друга руками, — дочь и парень с не очень чистыми ногами и давно, видимо с детства, неостригаемыми ногтями. Горел ночник. Светила луна. На тумбочке стояла пустая бутылка от какого-то

— издали не прочесть — вина. Манька была голой и выглядела большой, вполне разработанной женщиной, никаких там поджатых коленок и заломленных от смущения локотков. Вот парень с ней, тот как раз казался дебютантом по некоторой жалкости позы плюс — опять же! — пятки и ногти. Они даже не пошевелились от скрипа двери. Манька сопела громко, с некоторым клокотанием в горле, а ее возлюбленный подсвистывал ноздрей. Ольга закрыла дверь и рухнула на диван. Не то чтобы ее это удивило и возмутило… С тех пор как она унюхала запах зовущей плоти в собственном дитяти, она уже была готова к этому. Она пыталась сказать Маньке, что, если дойдет до дела, надо быть осторожной… Но дочь крикнула, что учить ученого — только портить.

— Не смей говорить со мной об этом!

Ольге это даже понравилось. Это был хороший признак, «не говори» — значит, нет нужды. Почему она не подумала о том, что дочь прошла уже эту школу и мать припозднилась со своими поучениями? Но этого быть не могло! Где? Когда? С кем?

Сейчас Ольга была потрясена тем, что дочь, зная о приезде матери, сочла возможным таким образом ее встретить. Что ее просто вынесли за скобки как величину малосущественную, иначе как все объяснить? Ольга так и лежала в темноте, настолько оглушенная, что не было сил раздеться, умыться, внести из прихожей чемодан или там заорать благим матом и сдернуть этого когтистого сопляка, сдернуть так, чтоб он ударился затылком об пол (Ольга просто слышала этот звук хряснувшего черепа). Ее оправдают. Манька несовершеннолетняя, а мать в аффекте.

Дочь вышла в уборную, теплая и сонная, она увидела Ольгу, которую освещала полная луна.

— Ма, ты чего? — хрипло спросила Манька. — Ты же должна была завтра!

Ольга включила торшер. Как же хороша была дочь в этой своей молодой голости, стоит и светится, как Бог ее создал. Почему-то это смягчило Ольгу, и хотя мозг бунтовал, душа как бы шепнула ему: «Пусть. Это уже случилось».

— Он кто? — спросила Ольга.

— Счас, — ответила Манька и побежала все-таки сначала в уборную, громко поструилась, вернулась уже в материном халате и села напротив в кресло.

— Ты рухнула? — спросила она Ольгу, и в голосе ее были сердечие и сочувствие. — Бедняжечка… Я правда думала, что завтра. Хотела все-все убрать… Чем это у нас кислым пахнет? Хорошо было в Париже?

— Не возвращалась бы, — ответила Ольга, но почему-то вспомнила этого чертова араба с его сладким духом. Полезли в голову мысли о сравнительности запахов. «Я понимаю, — подумала Ольга. — Я боюсь с ней говорить про это. Хорошо бы мне пересидеть в кухне, чтоб парень собрался и сгинул. Я бы выкинула белье и все забыла».

— Это Вовка, — сказала Манька. — Ты его знаешь… Он ушел после восьмого… Сейчас зарабатывает нечестным трудом на откос от армии.