Армия обреченных

Некоторая часть офицеров полагала, что мы сидим в лагере за политическую работу. Все эти кружки, лекции, беседы, говорили они, касса взаимопомощи, издание информации и проч., является формой политической работы, которую американцы запретили. Советская агентура сообщает обо всем «куда следует» и нас, по настоянию советчиков, держат в лагере. Если бы мы занимались политической работой в Кладене, Ганакере и здесь, то были бы давно отпущены.

Генерал Меандров и группа офицеров, поддерживавших его, привели людей в лагерь военнопленных. Руководству, в лице Меадрова, надо было еще в Кладене, или, в Ганакере, дать приказ «разбегаться, кто куда желает».

XIV. «АМЕРИКАНЦЫ ХОТЕЛИ, ЧТОБЫ МЫ РАЗОШЛИСЬ»

Что касается первого вопроса, то о нем и не стоит говорить. Люди, считавшие, что кружки и лекции являются причиной сидения в лагере, — не правы. Они, отчаявшись когда либо выйти на свободу, изыскивали любые «основания» для оправдания кажущейся нелогичности действий американских кругов в отношении «власовцев».

Споры по второму вопросу более существенны. На самом деле, внешне создалось впоследствии впечатление, что американцы сознательно давали возможность к самороспуску лагеря. В Кладене (1126. 5), также как и в Фридберге и в деревне Верхн. Лангендорф, охраны совсем не было. В Ганакере (28. 5. 18. 8) хотя и была охрана, но она осуществлялась формально. Вокруг лагеря был проволочный забор в один ряд, преодолеть который в любом пункте не представляло трудности. Надо было просто поднять нижнюю проволоку и пролезть. Более того, отмечено много случаев, когда постовые солдаты самолично поднимали и поддерживали проволоку, чтобы беглецу из лагеря было удобнее подлезть под нее с мешком на спине. Это происходило днем или в сумерках. Иногда, чтобы соблюсти «приличия», группа беглецов подговаривала двух художников. Художники с бумагой, наколотой на доску, приходили на берег реки, где находилось большинство жителей лагеря, усаживали постовых солдат лицом к реке и начинали рисовать их портреты. А в это время беглецы в числе 5–10–15 человек, с мешками и вещами в руках, буквально в десяти метрах от сидящего спиной к ним американского солдата, уходили за проволоку под хохот купальщиков. Американский солдат знал, зачем его так посадили и, иногда, некоторые спрашивали: А сколько, дескать, «манов» должно уйти, пока я сижу и гляжу на реку? Все были довольны: довольны беглецы, спокойно ушедшие из лагеря, доволен и художник, получивший за работу десяток сигарет, доволен и солдат, получивший свой портрет (иногда очень и очень не плохой). Так, по существу, потворствовали американские солдаты уходу из лагеря. В то же время возвращающихся в лагерь (с «пикировки») американские солдаты или совсем не пускали в лагерь, или встречали их пинками, или, во всяком случае, задерживали их и направляли в комендатуру, откуда они попадали на гауптвахту.

Из лагеря Ганакера убежало 1396 человек, т. е. в среднем по 16 человек ежесуточно. Были ночи, когда из лагеря скрывалось более ста человек. И не было ни одного случая, чтобы убежавших без документов задержали где-нибудь в Мюнхене, Ландау, Ландсхуте, Маллерсдорфе, Дегендорфе или в другом пункте и вновь возвратили в лагерь. Все убежавшие как-то устраивались, «оформлялись» и пр.

В конце июня и в начале июля американцы держали лагерь на голодном пайке, словно говоря: «Да уходите вы, чорт вас возьми!» Комендатура лагеря ни одного разу не заинтересовалась фактической убылью людей. Строевые записки, изредка представлявшиеся штабом лагеря в американскую комендатуру, никем, видимо, не проверялись и не сличались (штаб, правда, всячески маскировал убыль, но если бы комендатура сличила строевую записку от 15-го июня до 15-го июля, то убыль людей была бы безусловно установлена).

Все это, повторяю, могло создать впечатление, что американцы, не имея права сказать, чтобы люди расходились, своими действиями как бы толкали на это, стараясь распустить и разукрупнить лагерь. В официальных заверениях они продолжали говорить, что лагерю ничего не угрожает, что судьба всех разрешится в ближайшем будущем и, безусловно, благоприятно. Один из офицеров, мистер Н. (фамилию назвать неудобно) дал генералу Меандрову «честное» слово, что если лагерю будет угрожать реальная опасность, то он об этом сообщит ему.

Итак, надо было дать негласный приказ о самороспуске или нет? (Приказ генерала Меандрова мог быть дан в форме намека старшим офицерам: «Чтож, господа, наше положение неясное и неопределенное и неизвестно, что нас ожидает. Надо самим устраивать свою судьбу. Всякий пленный имеет право бежать».