Армия жизни

— А швейцар в ресторане? Вы что, не знаете? Это же элементарно! Ноу проблем… Час работы — и бутылка.

И тут, признаюсь, я облегченно вздохнул. Понимаю, нехорошая эта легкость, не очень-то достойно человека ожидание разочарований, но, с другой стороны, взять хотя бы тех же пришельцев. Одно дело, когда думаешь, есть они или нет, прилетели или они еще летят, а если прилетели, то где живут, чем занимаются, не встречался ли ты с ними случайно, а если встречался, то как вел себя. И совсем другое дело, если тебя убедили на сто процентов, что их нет и быть не может и нечего мучиться и подозревать каждого встречного. На нет и суда нет.

Но я отвлекся.

Время все ближе подходило к полуночи. Затихала жизнь и в подземном переходе. Парни — их, как помню, было пятеро или шестеро — стояли теперь все вместе, кучкой, переминаясь с ноги на ногу, весело, как пятиклассники на перемене, толкали друг друга. Только вдалеке, под занавес, как говорится, девочка лет семнадцати работала (другого слова теперь и не подберешь) с немолодой, немодно одетой женщиной.

Я не уходил. Стоял и смотрел на них. Может, хоть теперь сквозь улыбочки, сияющие на лицах, проступит, как на кинопленке, холодный оскал юного циника или дерзкая ухмылка уличного флибустьера, промышляющего по вечерам у испуганных прохожих: «На-бутылку-красного-дай-папаша-а-то-в-ухо»? Ничего подобного! Улыбки как улыбки, лица как лица, слова как слова. И ни один, пусть самый робкий, прохожий не свернет в сторону, заметив эту компанию, а пройдет сквозь нее твердо и спокойно, да еще спросит, что сегодня новенького в консерватории.

Может, станет заметна в них алчность, патологическое умение взять и то, что плохо лежит, и то, что лежит хорошо, то самое современное «мурло мещанина» (в изображении которого, как мне кажется, порядком накопилось путаницы)? Да нет, ничего такого. Спокойно, без напряжения и уж тем более без всякой алчности, как человек, для которого не важна сумма и приходится держать деньги в руке только лишь для того, чтобы чем-то занять руки, пересчитывал Гарик (тот, в длинном пальто до пят) вечерний доход. И когда девочка, наконец-то «отработавшая» свое, бросила Гарику, еще не доходя, двадцать копеек и тот, подставив ладонь, все-таки не поймал монету, никто не бросился ее поднимать, а даже наоборот — один из парней отфутболил ее в сторону.

Может, вдруг заметим раскаяние? Ну хотя бы ощущение некоторой внутренней неловкости, что так легко — да еще на чем! — можно одурачить десяток взрослых людей? Нет, не осталось неловкости. Даже страха, что кто-нибудь из прохожих вернется и строго спросит, от какой такой организации собираются средства, — даже страха не было в помине. Я, случайный прохожий, стоял рядом с ними уже минут десять-пятнадцать.

Они отлично понимали, что я все увидел и понял. Но это ничего не значило! Они не стеснялись ни меня, ни — почти уверен — любого, кто стоял бы на моем месте.

Наконец вся компания (и я вместе с ней) поднялась наверх, на улицу.

Здесь дул зябкий ветер, и гасли огни в домах.

Гарик легонько подтолкнул к двери ресторана при гостинице парня в свитере, на котором было вышито сердце.

Они топтались на месте, переговариваясь о какой-то нормальной ерунде: где-то выступает популярный ансамбль, кому-то отец привез из-за границы «фирму», что скоро лето и надо «мотануть» на юг, погреться. Девочка спросила, который час, и побежала в автомат звонить маме. Кто-то вдруг вспомнил, что завтра зачет не сдашь — останешься без стипендии. Кто-то сообщил, что сегодня он домой не поедет, потому что надоело слушать, как они «выступают».

Я не знал, кто эти ребята — конкретно каждый из них (да и не очень-то урочное время было для расспросов). Но их, так сказать, общее лицо было знакомо и узнаваемо. Точно такие же компании можно встретить в центре наших городов, и уверен, что и вы, читатель, не однажды останавливали удивленный взгляд на стайке экстравагантно, с налетом некоторого «хиппизма», одетых мальчиков и девочек, толкущихся посредине вечерней толпы, но отдаленных в этой толпе не только от взрослых, но и от своих ровесников — просто школьников, просто ребят из ПТУ, просто гуляющих или праздно шатающихся. Даже ученые успели заметить их, и в одной работе я прочитал о «стритовых», «центровых», «хипах», то есть о них, отличных от привычных ребят из подворотен, для которых хватает общения в старой беседке посреди двора да популярных песенок на лестничной площадке, которым достаточно для утверждения своей личности уличных толковищ да, увы, двух бутылок «бормотухи», выпитых по очереди из единственного стакана, либо папироски с «травкой».