Армия Зла

Целая армия внутри армии зла. Это, конечно же, журналисты. Не имея таланта, достаточного для написания хотя бы одной книги, не обладая трудоспособностью для создания чего-нибудь действительно стоящего и по объему большего, чем газетная статья, не владея развитой душой, этим бедным людям не остается ничего другого, кроме как уничтожать то, что создано другими, более достойными и трудолюбивыми гражданами. В этом и состоит их "благородная" миссия и низкое призвание. И в этом их роль абсолютно созвучна функции вселенского зла. Именно поэтому зло и журналистика – самые верные и преданные друзья-соратники. Вместе они и составляют гордый и нерушимый профсоюз жуков-мусорщиков, по-научному называемых журналистами. Они действительно и по-настоящему свободны. От каких бы то ни было моральных принципов и духовных понятий. "Элитная" журналистика активно проституирует выделениями на злобу дня, актуальность которых прямо пропорциональна размеру гонораров. "Умный глянец" и "политическая аналитика" – вот прибежище наиболее высокооплачиваемых представителей этой древнейшей профессии. За деньги они сделают все, даже то, что не умеют и никогда не делали до этого. За хорошее вознаграждение они так изогнутся, что скверна, брызжущая из их уст и не только оттуда, еще долго продолжает изливаться даже тогда, когда они, наконец, разгибаются, закончив очередную "разгромную" статью или телевизионный сюжет. Вот и приходится им все время жить в зловонном гневе, переполняющем их опустошенные души и заливающем все вокруг. Для поддержания необходимой формы даже в мирное время они готовы перегрызть глотки кому угодно, включая своих же коллег и собственных работодателей. Их амбиции закручены похлеще, чем их вымученные фразы. Честь, совесть и порядочность – это слова из другого мира, неизвестного этим людям. А такие понятия, как "вера" и "Бог" вызывают у них припадки дикой ярости вперемежку с истерическим хохотом. Хотя, справедливости ради, нужно отметить – есть и для них святые понятия, которые могут их сплотить и даже объединить на какое-то время. Это – хорошо оплачиваемый заказ. Политический или коммерческий, абсолютно не важно. Заказчик-то – единый! Главное – чтобы наличными и без всяких задержек. Вот когда приходит настоящее вдохновение! Вот ради чего можно не поспать пару ночей и перенести неуместное свидание с любимым человеком на неопределенное время. Когда маячит неплохой гонорарчик, можно пропиарить хоть самого Черта, не говоря уже о ком-нибудь другом, пониже рангом и поскромнее статусом. В таком случае вместо картриджа с ядом им в голову (или в другое место – все зависит от модели и года выпуска журналиста) вставляется картридж с елеем и приторной похвалой. Ввиду долгого неиспользования он встряхивается приличным авансом и смазывается обещанием долгосрочного сотрудничества. Все – журналист готов к использованию. Осталось переключить тумблер с положения "гнев" на "милость" и понеслась родимая! И застрекотала клава, отрабатывая еще вчера пропитый задаток и превращая денежные знаки в печатные и наоборот.

К этим симпатичным людям присоединяются и другие милейшие господа – литературные критики. Все они, естественно – непризнанные гении своей эпохи. Они могут не хуже, а намного лучше. Только об этом никто кроме них не знает. Да и сами они вспоминают о своих зарытых талантах только после очередного стакана, в котором они безуспешно пытаются утопить свое величайшее горе – собственную ненужность и полную невостребованность. Но горе упорно не тонет, так как, во-первых, оно гораздо больше этого стакана, а во-вторых, и это главное – имеет ту же природу, что и критические статьи, написанные этими бесталанными словоохотниками. Каждый из них мнит себя неистовым Виссарионом, пытаясь возбудить свой праведный гнев на очередное талантливое произведение. Но собственная духовная импотенция и наследственное бесплодие как всегда мешают им добиться желаемого результата. И тогда у них остается единственная надежда на самореализацию – а вдруг автор заметит их критику и среагирует на нее? Ведь все они – не более чем извращенные словесные эксгибиционисты, не получающие никакого удовольствия в отсутствие публики и хоть какой-нибудь реакции автора на их "испепеляющую" критику. А автор берет и полностью их игнорирует. Вот досада, так досада! И в который раз творческий экстаз, так сладко начавшийся с многообещающего нарциссизма, за неимением других вариантов тупо заканчивается самоудовлетворяющим словоблудием. А что делать? Такая вот безрадостная жизнь! И не судьба – пропащая судьбища!