— Значит, если засыпать всё это обеззараживающим средством, то он может не лишиться ноги? — с надеждой спросила я.
— Просто засыпать, дорогая моя, не получится. И замазать тоже. А вот если удалить повреждённые ткани, то есть вероятность спасти ногу.
Я сглотнула комок, вставший в горле. Мамина травка немного успокаивала, но от запаха тошнило неимоверно.
— Подай скальпель, — донёсся до меня глухой голос травницы.
Вытащив инструмент из тарелочки со спиртом, я протянула его маме, а сама позорно отвернулась, не выдержав.
— Зря, — усмехнулась женщина. — Научить чему-то другому я тебя вряд ли смогу. А травница себе на жизнь заработает всегда.
— Я буду собирать травы и продавать их, — тихо пробормотала я.
— Тоже можно, — согласилась мама. — Только это не очень-то и доходно. В больших городах таких ушлых немало. А в деревне просто продавать травы не имеет смысла.
Я тяжело вздохнула и повернула голову, понимая — травница права, на травках далеко не уедешь. И будь я одна, то легко бы выжила. Но у меня есть Янка, которой нужна если не богатая жизнь, то хотя бы хорошее образование и нормальная пища.
От вида красной плоти замутило сильнее. Абстрагироваться не получалось, поэтому сцепив зубы, я внимательно наблюдала за процессом удаления повреждённых тканей.
По тяжелому дыханию травницы было понятно, что женщина устала. И от неудобной позы, потому как зрение её уже было не идеально и приходилось работать согнувшись. И от ювелирной работы, чтобы не повредить ненароком артерию.
Как только рана была очищена, травница устало села на лавку, отложив скальпель.
— Разведи спирт тёплой водой, — попросила женщина. — Надо обеззаразить рану.
Я кивнула и плеснула воды в наполовину опустевший бутыль. И только тогда поняла, что мама слишком устала, а значит…
— Теперь полей рану. Только хорошо, не упуская участков. Затем возьми в сумке банку с зелёной мазью и наложи на рану.
— Я же не умею, — пискнула я, но травница лишь глянула, отбивая всякое желание спорить. — Хорошо.
Открыв банку, я неуверенно посмотрела на рану.
— Представь, что это просто говядина, — пробормотала я еле слышно.
Но мантра не помогала. Ничего не помогало. Я чувствовала, что ещё немного и я скачусь в истерику. Позорно разревусь или завизжу, что есть силы.
— Если совсем сложно, возьми тряпочку, — вздохнув, предложила травница. — Только смочи её в спирте сначала. А потом хорошенько выжми.
Это уже было проще. Голыми руками притрагиваться к ране не хотелось.
Смочив тряпочку, я с силой выжала и обмакнула в мазь. Она оказалась густой и жутко вонючей. Стараясь дышать ртом, я начала быстро наносить мазь. С каждым движением, рана покрывалась лекарством и становилась болотно-зелёного цвета. Если постараться, то можно представить, что там, под слоем мази, не рана, а всего лишь царапина.
— Хватит, разошлась, — усмехнулась мама. — Теперь нужно замотать рану, только плотно.
— А шить не надо? — удивилась я.
— А там есть что шить? — вопросом на вопрос ответила травница. — Бери тряпку и сложи в несколько слоёв. А простынью замотаем ногу.
— А как сбить жар? — спросила я, пока накладывала повязку. — Он весь горит.
— Пока не надо, — мотнула головой травница. — Ратибор проснётся ещё не скоро, а поить, пока он без сознания, бесполезно.
Как только я закончила, то принялась убирать инструменты и баночки. Стараясь не смотреть, закинула отходы в мешок и затянула шнурок.
— Тихомир, — позвала мама громко. — Забирай отца, положи на кровать.
Дверь тут же распахнулась, являя нам угрюмого парня, который со смесью страха и надежды посмотрел на мужчину.
— Не бойся, жив он. Просто спит, — отмахнулась женщина. — Надеюсь, лечение поможет. И ради всего святого, не подпускай ты полоумную мамашу к нему! Иначе загубит всё лечение. Как проснётся, сразу беги за мной. А лучше, отправь кого-нибудь, а сам не отходи от батьки.
— Хорошо, баба Веся, — кивнул Тихомир, поднимая отца на руки.
Я в который раз подивилась силе парня. Ратибор не маленький, да ещё и без сознания. А Тихомир таскает его, словно вязанку дров.
Путь домой мы преодолели в полном молчании. Зайдя домой, я в первую очередь проверила, как там Янка. Но она спокойно играла с Фонькой и лишь мельком глянула на меня.
Чувствуя, что меня пошатывает, я вышла на улицу и отошла в конец двора, глубоко и часто дыша. Меня всюду преследовал сладковатый запах гноя и крови. Стоило мне прикрыть глаза, как картинка с огромной раной вмиг предстала перед глазами. Упав на колени, я упёрлась ладонями в сырую землю. Глубокое дыхание не помогало, а желудок начало скручивать спазмами.
Избавившись от нехитрого завтрака, я вытерла рот и разрыдалась. Страх, шок и желание сбежать на край света горели в груди, душили, заставляя подвывать. Невозможность что либо изменить давила бетонной плитой.