А сейчас же, достала маленькую бумажку из сундука и мелко расписала инструкцию. Так же повторила её вслух, чтобы отец запомнил и передал жене. Или не передал, не знаю. Это уже не моё дело.
Как только маленький пациент допил чай, я отправила ночных гостей домой. Положим на стол медяшки, тоже пошла спать, безумно довольная собой.
И не потому что помогла мальчонке, нет. Помогала я и раньше.
А потому что ни разу в смущении голову не опустила, ни разу не запнулась и не выдала страха и дрожи в руках. Интересно, сколько надо строить из себя сильную личность, чтобы наконец стать ей? В любом случае, сегодня я справилась. А что будет завтра… Да не важно, и с будущими проблемами справимся.
— Деревенские не поймут, что мы за лечения начали деньги брать, — мама покачала головой.
— Это их проблемы, — отмахнулась я, собираясь к пациентке.
— Арника, ты не понимаешь! — воскликнула мама, пытаясь до меня донести свою точку зрения. — Если я буду брать монеты, вместо еды, то нам нечего будет есть!
— Кто тебе не даёт покупать? — поинтересовалась я, абсолютно спокойно. — На Земле врач, ну пусть платной клиники, пропишет лекарства больному, больной идёт в аптеку, покупает, лечится. И потом совершенно спокойно продаёт продукты врачу и аптекарю. Это нормально. Думаю, в городах этого мира всё также. Или считаешь, что аптекарь обменивает лекарство на мясо?
— Конечно не считаю, — фыркнула мама. — Но это город. Там лавок много, в любую иди. А тут? А ну как откажутся люди продавать нам еду? Что тогда?
— Могут, — согласилась я. — Но во-первых, у нас есть припасы на пару месяцев, с голода не умрем. Во-вторых, мы тоже можем отказаться лечить. Пусть лекаря ждут.
— Как это отказаться лечить? Да я же только угрожала!
— А я — нет, — резко ответила я. — Я даже не пытаюсь пугать людей. Да и ярмарка два раза в год не то, что надо, чтобы заработать. Тем более, травы стоят намного дешевле лекарств, которые мы из неё готовим.
— Да чтоб тебя! — возмутилась мама, сдаваясь. — Делай, что хочешь. Чую, до добра это не доведёт.
Я не ответила. Лишь плечами пожала. В глубине души чувствовала, что права. Ну вот никак иначе!
После лечения мальчонки прошёл уже месяц. К нам заходили за грудными сборами, мазями, злились, что теперь медяшки платить, но платили, потому что жизнь дороже.
Покупать пока ничего не требовалось. Мяса лысых куриц вполне достаточно, сала кастрюля, овощи ещё наши остались. Да и крупы вдоволь.
Не знаю, может и начнут нам отказывать, или заломят слишком высокие цены. Но я надеюсь, что в этой клоаке безумия найдётся хоть один человек, который понимает, что это прекрасный подход к делу.
Владимир к нам не заходил. Видимо, мужчина обиделся, что я не позволила себя проводить. Идти к нему, спрашивать? Не хочу. Если захочет услышать ответ, придёт сам. Нет, я безумна благодарна за поддержку, но заставить себя любить, быть рядом. Не хочу.
— Ну что, готова? — спросила мама, выходя из своей комнаты.
— Вполне, — улыбнувшись, я кивнула.
Помахав дочери и маме, я выскользнула во двор.
Клавдия живёт через три дома от нас. Обычная бабуля, которой периодически требуется массаж и согревающий отвар, которым следует натирать спину. Это даже не лечение, а так, временное обезбаливающее.
Как говорит мама: “От старости лекарств ещё не придумали.” Так она говорит по утрам, когда пьёт укрепляющую настойку. На мои предложения отправить за лекарем, игнорирует. Лишь смеётся и говорит, что сама знает в чём причина. А я нет… И стараюсь сама идти лечить больных, а её оставлять дома, побольше отдыхать, пока есть возможность. Скоро весна и силы потребуются. Вот и в этот раз я ушла одна. Правда сегодня мне даже уговаривать не пришлось. Мама сама предложила сходить одной, пока она готовит обед. Я бы осталась дома, слишком мне не понравилась та лёгкость, с которой меня отпустили спустя месяца уговоров и препирательств, но причина ухода банальна донельзя. Нужны деньги. У нас уже скопилось около сотни медяшек. Для деревни это достаточно много, а вот для города…
Мама ещё не знает, что весной я её заберу отсюда. Как только дорога просохнет, мы уедем. А для этого нам нужны деньги и очень много. Оставлять маму здесь не хотелось бы.
Тёть Клава, как я привыкла называть женщину, встретила меня охами и в скрюченном положении.
— Неужто опять сами вёдра с молоком носили? — скрестив руки на груди, поинтересовалась я.
— Да я же не много! По половинке ведёрочка всего! — принялась оправдываться женщина, думая, что я злюсь или ругаюсь.
— Раздевайтесь и ложитесь на живот, — со вздохом отозвалась я. Ну а что с ней ещё делать? Сколько раз говорила, ну нельзя ей носить тяжести, со спиной совсем беда! А Ей всё равно. Послушает, покивает, три дня лежит, мазью мажется. А как боль отпустит, так сразу к любимой Маруське! И ведь без тёть Клавы коровка не сдохнет, потому как сын с матерью живёт, да невестка, которая и делает основные дела по дому.
Но как только сын с невесткой за порог, тёть Клава тут же бежит к любимице в сарай. В последний раз сын грозился корову на мясо пустить, так началось такое!