Поймав себя на отчаянном желании прильнуть к его губам, чтобы согреть и их, я прикусила изнутри щеку, пытаясь угомонить разбушевавшееся тело. Исмир слишком часто со мной играл! Заставила себя отпустить его руку... и тут он открыл глаза. Ледяное пламя – это дико, однако именно им был полон его взгляд. Сквозь снежную корку губ будто протаяла улыбка, а в нежнейшее благоухание сандала капнули густого медового яда жасмина и приправили острым черным перцем. Так пахнет соблазн...
И оказалось, что даже лед умеет таять.
Я словно прыгнула в море со скалы, погрузившись с головой в вышибающие дух ощущения. Соленая горечь слез (это я плачу?!), обжигающий холод и острая нехватка воздуха.
«А губы у него теплые...» - это была последняя связная мысль...
Стук в дверь показался мне выстрелом в спину.
С трудом вынырнув из омута безумия, я задохнулась, сообразив, что дверь не заперта. А значит, гость всего лишь хотел обозначить свое присутствие. Надо думать, успев многое увидеть.
Вероятно, вид мой был растерянным и виноватым. И красноречивым. По крайней мере, от Петтера, стоящего в дверном проеме, несло душным гневом, горчичной ревностью и кислым разочарованием. Разочарование похоже на прокисшие маринованные огурцы – на вид такие пикантные и хрустящие – но вялые и пересоленные.
Хотелось извиниться, хотя за что? Наверное, за развенчанный идеал. Пусть муж много раз изменял мне, даже не слишком это скрывая, пусть в доме ко мне относились хуже, чем к приблудному псу – я должна держать лицо. Улыбаться, терпеть, усмирять львов добротой и кротостью...
Но боги мои, милосердные мои боги, как же я устала! Хотелось расслабиться, хоть ненадолго, почувствовать себя хрупкой и обожаемой.
Я поневоле усмехнулась. Жизненный опыт (или цинизм?) безжалостно подсказывал, что это всего лишь самообман.
От моей улыбки Петтер дернулся, как от пощечины.
- Госпожа, - будто переломившись в поклоне, начал он, старательно глядя мимо меня. – Мне нужно кое о чем вам рассказать.
- Я вас слушаю, - я попыталась шагнуть в сторону от Исмира, однако он легко меня удержал. Пахло от него мандариновым весельем и кисловато-лимонным любопытством.
- Наедине! – словно выплюнул Петтер.
- Как угодно, - пожал плечами Исмир. Наклонился ко мне и сказал на ухо, едва-едва касаясь губами моей кожи: - Будьте осторожнее с корицей, ее действие на ледяных драконов... весьма специфично.
И, сверкнув напоследок улыбкой, вышел, оставив меня переваривать свое возмутительное заявление.
- Петтер, - не поднимая глаз, начала я, лишь теперь осознав, в каком положении очутилась. - Могу я попросить вас сохранить увиденное в секрете?
- Попросить... – протянул мальчишка с насмешкой и горечью, от которой у меня запершило в горле. – Да, попросить – можете. Только скажите, почему
И вот это детское: «Почему брату купили лошадку, а мне нет?!» - меня добило.
Закрыв лицо руками, я принялась смеяться...
Успокоившись, я взглянула на замершего у входа Петтера.
Надо сказать, выражение лица у него было презанятное, а запах и того интереснее: так пахнет осока. Травянистый болотно-зеленый аромат – обида и замкнутость.
- Петтер, - вздохнув, уже серьезно начала я, глядя ему в глаза. – Все совсем не так, как вы подумали...
Еще раз вздохнула, когда он недоверчиво хмыкнул (звучало это и правда нелепо и беспомощно).
- Совсем не так! – упрямо повторила я. Выпрямила спину и, подняв подбородок, отчеканила: - Для ледяных драконов корица является афродизиаком. Меня укусила змея, - я кивком указала за забытую (или оставленную в качестве сувенира?) гадину на столике. - Исмир помог мне с ней справиться. А я, не зная об особенностях действия на него корицы, применила ее как антидот. Результат вы видели.
Признавать, что причиной произошедшего являлся афродизиака, было унизительно, потому что...
Петтер услужливо озвучил, почему:
- А на вас тоже это подействовало? И что он вообще здесь делал?
Пришлось проглотить резкое: «Это не ваше дело!».
После всего, что я ему вчера наговорила, да еще при нынешних обстоятельствах, это было бы не лучшим решением.
- У меня тоже случаются минуты слабости. Надеюсь, такой ответ вас удовлетворит?
Надо думать, у мальчишки тут же возник соблазн проверить, как я отнесусь уже к его поцелую. Петтер опустил глаза, мучительно покраснел и сжал кулаки. И аромат: кислая клюква смущения, виноградная сладость предвкушения, томительно-тягучая амбра желания.
Напомнить ему об Уннер? Впрочем, вряд ли это подействует.
- Так я могу рассчитывать, что этот инцидент не станет известен Ингольву? – повторила я, пока мальчишка не наделал глупостей.
- Да, - хрипло ответил он. Откашлялся и добавил уже увереннее: - Я ничего не скажу полковнику, если он прямо меня не спросит.
Я подняла брови (весьма странная оговорка!), и он поспешил уточнить:
- Я не могу соврать. Промолчать или ответить уклончиво, но не соврать.
- Почему? – только и спросила я.
Он передернул плечами, распространяя запах намокшей древесины и хвои, и встревожено взглянул на часы.
- Надо спешить! Я поймаю извозчика через пять минут, а вы пока оденьтесь.