Аромагия. Книга 2

– Но вас-то почему? – удивилась я. – Уннер ваша невеста… – Я запнулась и поправилась с усилием: – Была вашей невестой. Вряд ли она давала вам повод для ревности, а другие мотивы не приходят мне в голову.

Покосившись на меня, Петтер еще сильнее сжал руль.

– Не называйте ее моей невестой. В тот раз… Ну, когда у нас с Уннер было свидание, я сказал, что не женюсь на ней. – Голос юноши звучал устало, но твердо. – Инспектор решил, что я ее… соблазнил и бросил.

– Не женитесь? – не поняла я, туго соображая от недосыпа. – Почему?

Петтер ударил по тормозам так резко, что меня бросило вперед.

– Вы с ума сошли… – начала я, но договорить он мне не дал. Притянул к себе, крепко поцеловал в губы.

– Петтер, – растерянно произнесла я, когда он наконец позволил мне вдохнуть.

Он слегка улыбнулся, и я только сейчас поняла, насколько он устал. Вокруг его глаз чернели круги, лицо осунулось. Кажется, не одна я не спала этой ночью.

– Разве вы не понимаете, Мирра? – Улыбка мелькнула и пропала, теперь Петтер был убийственно серьезен. – Я же люблю вас! Как я мог жениться на другой? Это было бы нечестно. Я очень виноват перед Уннер, что не сразу это понял.

Я вздохнула. Мальчишка! Не думаю, что Уннер порадовала его честность.

– Петтер, я… – Слова словно застревали в горле, а исходящий от Петтера аромат – фиалка и миндаль, немножко сливок – кружил голову. Я сглотнула и попробовала снова: – Петтер, послушайте, все было замечательно, но…

– Но вы не хотите продолжать, – закончил он. Запах аниса будто встопорщил острые углы, и к нему добавилась кислинка петитгрейна. Обида. Отстраненность.

– Ингольв – мой муж, – тихо напомнила я. Радости это обстоятельство мне не доставляло. – И ваш командир, Петтер. Возможно, потом…

– Потом? – странным тоном повторил он. Отвернулся, завел мотор.

Аромат пихты – смолисто-хвойный, прохладный – звучал раскатисто и гулко. Смирение. И крапивой жалила боль.

Только спустя долгую минуту до меня дошло. Петтер ведь уверен, что никакого «потом» не будет. Что эта история закончится для него, как и для остальных, рудниками или казнью.

Но теперь я знала твердо: я сделаю все, чтобы он жил. Нельзя позволить ему стать одной из жертв этого дурацкого заговора!

– Петтер, – беспомощно проговорила я и замолчала. Что тут можно сказать?

Не глядя на меня, Петтер дернул плечом.

– Не надо, госпожа Мирра. – Он выделил голосом это холодное «госпожа», словно очерчивая границу между нами. – Мне не нужна ваша жалость.

Сухой аромат чабреца, упрямая резкость эвкалипта… И соленый вкус печали.

А во мне вскипели досада и злость.

– Прекратите! – потребовала я резко. – Зачем вы все усложняете?

– Усложняю? – повторил Петтер горько. – Я бы отдал все на свете, чтобы вы хоть недолго…

Не произнесенное «любили меня» будто повисло в воздухе холодным туманом.

– Не нужно мелодрам, – попросила я, отвернувшись. Я понимала, что причиняю ему боль, но… иначе будет хуже.

Петтер промолчал, и только исходящая от него жаркая перечная горечь выдавала его эмоции. А меня раздирали противоречивые желания. Хотелось обнять его, попросить прощения за свою резкость. И одновременно – ударить еще больнее.

Безрассудное чувство ко мне принесет ему только разочарование. Нам обоим следует забыть о том, что произошло вчера…

Петтер затормозил на берегу. Сложенные на руле руки, скорбная складка губ… Сейчас казалось, что ему никак не меньше тридцати.

– Я немного прогуляюсь, – выдавила я.

Он молча кивнул, не двигаясь с места.

Я с некоторым трудом выбралась из автомобиля и огляделась. Здесь все было по-прежнему: обрывистые скалы, бушующее внизу море, низкие серые тучи.

Медленно, увязая во влажной глине, я двинулась вдоль берега. Небольшой пляж как полукруглая сцена, камень, на котором стоял Исмир…

На ступеньках лестницы не осталось и следа льда, но спускаться я не стала.

Подошла к самому краю обрыва и замерла, глядя на воду. Размеренный шум волн, белые клочья пены, неповторимый свеже-соленый аромат…

Как же я люблю море!

Вдали, на глубине, мелькнула гибкая тень, и я невольно сделала еще шажок, всматриваясь в размытую серую мглу горизонта…

И вскрикнула, когда меня рывком оттащили назад.

Разумеется, это был Петтер.

– Что вы… – возмутилась я, но он с силой встряхнул меня за плечи, так, что лязгнули зубы.

– Не смейте! Не смейте! – Петтер тряс меня, как грушу. – Слышите? Не смейте!

Обычно смуглое лицо его было иззелена-бледным и испуганным.

– Прекратите! – умудрилась выговорить я, едва не прикусив язык.

Петтер замер, потом с каким-то сдавленным звуком обнял меня. Сердце его отчаянно колотилось.

– Я так испугался, – признался он мне в макушку. Шляпа моя не выдержала тряски и, должно быть, валялась где-то в грязи.

– Глупости, – возразила я. Надо думать, мальчишка вообразил, что я собираюсь прыгнуть.

Он ничего не ответил, только еще сильнее прижал к себе.

И я, каюсь, не удержалась: уткнулась лицом ему в грудь и глубоко вздохнула. Тяжелый терпкий аромат ветивера – как надежный якорь в этом бушующем мире.

Петтер украдкой коснулся губами моих волос, и я, стараясь не думать о возможном продолжении, спросила торопливо: