Аромагия

— А я не хочу! — заявила Хельга, беря за руку гувернантку. И велела, видимо, пытаясь подражать матери: — Эрна, пойдем! Пойдем же!

Гувернантка не трогалась с места, отчего-то завороженно глядя на меня. Мне вдруг показалось, что я слышу, как отчаянно колотится ее сердце, а густой запах сливок и мягкий бальзамово-пудровый аромат ванили мгновенно открыли мне ее секрет. Мне стало противно. Я предпочла бы ошибиться, чем лишний раз убеждаться в низости человеческой натуры.

— Эрна, позвольте задержать вас на несколько минут, — уже без улыбки произнесла я, остановившись в нескольких шагах от гувернантки. — Мне нужно с вами поговорить. Наедине.

Я попыталась принюхаться, но в коридоре царила такая разноголосица запахов, что подробностей было не разобрать. Злорадно-неприязненный аромат нима, напоминающий смесь подгнившего лука и чеснока — от горничной, слабый запах арники и календулы (готовность драться) вперемешку с зефиром — от маленькой Хельги и обреченное благоухание раздавленного цветка ириса — от Эрны.

— Как прикажете, госпожа, — прошелестела гувернантка, опустив глаза. — Хельга, иди в классную комнату, я скоро буду.

— Одна? — фыркнуло упрямое дитя. — Не пойду!

— Думаю, девушка охотно тебя проводит, — кивнула я на горничную, от которой тут же повеяло едким ароматом чистотела. Надо думать, моя просьба пришлась ей не по душе. Однако ослушаться она не посмела, взяла ревущего ребенка за руку и поволокла прочь.

— Хозяйка меня за это накажет, — равнодушно сообщила Эрна.

— Вряд ли, — не согласилась я и предложила: — Давайте зайдем в комнату, не стоит разговаривать в коридоре.

Она только кивнула и распахнула дверь. Войдя, я огляделась: обычная детская, полная игрушек, с картинками из сказок на стенах и уменьшенной мебелью под стать хозяйке. Гувернантка замерла у входа, словно трепетная лань, готовая броситься прочь при малейшем признаке опасности. Когда я сделала шаг к ней, Эрна всем телом подалась назад, будто пытаясь слиться с дверью. А я дегустировала исходящий от нее запах, как другие смакуют вино. Букет аромата состоит из десятков нюансов, только мало кто может их различить…

Выходит, я все же ошиблась — по крайней мере, в одном.

— Кто отец вашего ребенка? — спросила я напрямик. — Это ведь не господин Колльв, верно?

Она воззрилась на меня с таким ужасом, что воздух в комнате, казалось, мгновенно напитался едким запахом щелочи.

— Откуда… — она сглотнула и повторила запинаясь: — Откуда?

— Откуда я знаю? — уточила я любезно. Эрна слабо кивнула, не отводя от меня темных чуть раскосых глаз. — Видите ли, близкие люди — я подразумеваю близость физическую — обязательно пропитываются запахами друг друга. При должном внимании любовников распознать несложно, а уж если женщина носит ребенка, то запах его отца въедается в ее плоть и кровь…

Я нисколько не кривила душой: впуская в себя мужчину, женщина принимает в себя его частичку. Только аромат этот постепенно слабеет и, в конце концов, рассеивается.

Кстати, запахи людей могут сочетаться или, напротив, конфликтовать. Полагаю, многим доводилось сталкиваться с тем, что запах чьих-то сигарет или одеколона буквально отталкивает, хотя другим он вовсе не кажется неприятным! Как и с эфирными маслами, запахи тел бывают несовместимы. Зато по-настоящему любящие люди синергичны даже в ароматах, прекрасно дополняя друг друга. Жаль только, что со временем это тоже может меняться.

— Вы правы, — прошептала Эрна. — Это не господин Колльв — конечно, не он!

— Тогда кто? — настойчиво спросила я, беря ее за руку. Кисть ее оказалась холодной, влажной и крошечной, словно лягушачья лапка. Во мне поднималась жалость. — Можете не называть его имени, но жениться на вас, если я правильно понимаю, он не намерен?

— Нет! — она подняла голову и заговорила быстро и горячо, выплескивая давно наболевшее: — Я — гувернантка! Не прислуга, не барышня. Ни то ни се. Разве благородный мужчина заинтересуется бесприданницей, тем более бывшей в услужении? А опуститься до какого-нибудь конюха не могу я…

Несладкая судьба — ни дома, ни семьи, ни детей.

От Эрны пахло имбирем — сладковато-острым — решимостью и вызовом.

— И вы… — осторожно подбодрила я.

— Да! — она гордо вздернула подбородок. — Я раз в жизни поддалась чувствам, и вот! А Кетиль…

На его имени Эрна будто споткнулась: из глаз наконец хлынули давно сдерживаемые слезы, лицо некрасиво сморщилось, и она закрыла его руками. От запаха это не спасало: тяжелое, тошнотворное отчаяние волнами исходило от нее, как амбре гниющих отходов на помойке.

— Госпожа Бергрид уволит вас, — это был не вопрос.

— Да! — Эрна отняла ладони от разом будто поблекшего и постаревшего лица. — Это справедливо. Разве она может позволить безнравственной женщине воспитывать ее ребенка?!

Что ей можно ответить? Общество снисходительно к грешкам мужчин, полностью возлагая вину на оступившуюся женщину. Она должна блюсти целомудрие, как цветок, который все вокруг пытаются сорвать… И горе той, которая себя не уберегла!