Аромагия

Оставалось лишь пожать плечами. Я могла предложить ей сменить духи и приготовить лосьон от прыщей. К сожалению, ума снадобьями не добавишь. Впрочем, можно попробовать средства для улучшения мозгового кровообращения, вроде розмарина или аниса, но вымоченные в соленой воде розги представлялись более эффективными…

Тем временем девушка, оскорблено фыркнув, удалилась, хлопнув дверью.

Проводив ее взглядом, я принялась разыскивать печенье. Так или иначе, закуска мне сегодня пригодится…

До самого вечера я не покидала «Уртехюс», переделав великое множество дел. И только когда за окном стемнело, а дела окончательно иссякли, я скинула передник и косынку, откупорила принесенную накануне бутылку вина и уселась с бокалом прямо на ковре у камина.

Разумеется, идти на прием к мэру я не собиралась. Ингольв будет негодовать, и йотун с ним…

Мне не хотелось пить, но я заставляла себя глотать пьянящий напиток — иначе вспоминать было слишком больно. Мускатное вино на пустой желудок быстро ударило в голову, наполнив ее приятным туманом.

Когда в дверь забарабанили, я только устало прикрыла веки. Разумеется, этого следовало ожидать.

— Госпожа Мирра! — раздался приглушенный деревом звонкий мальчишеский голос. — С вами все в порядке? Отзовитесь, госпожа Мирра!

— Петтер, оставьте меня в покое! — крикнула я, когда непрерывный стук стал действовать на нервы.

— Откройте дверь! — потребовал он. — Я буду стучать, пока вы не откроете!

Выругавшись сквозь зубы, я отставила бокал и рывком отворила дверь.

— Я открыла! И что дальше?

Петтер посмотрел растерянно, стянул фуражку и пригладил темные волосы.

— Господин полковник уехал на прием к мэру и приказал вам явиться туда в течение часа!

— Вот как? Приказал? — склонив голову набок, иронически поинтересовалась я.

— Да, — опустил взгляд мальчишка, так и не решившись переступить через порог.

Пахло от него пряным тимьяном — непониманием.

В любом ином случае Ингольв мог приказывать — и я подчинилась бы, потому что он мой муж и у меня попросту нет выхода.

Однако его попытка сделать вид, что сегодня самый обычный день, привела меня в бешенство. От мысли надеть нарядное платье и веселиться в кругу чужих и безразличных людей к горлу подкатывал ком.

— Будьте добры, передайте полковнику, — я выделила голосом звание, — что я никуда не пойду. Я не здорова.

И, опустившись на ковер, я снова взяла бокал и глотнула вина.

— Не здоровы? — переспросил Петтер, переводя взгляд с меня на бутылку.

— Именно! — подтвердила я. — И закройте дверь, сквозит.

Он мгновение подумал и действительно ее закрыл. Изнутри.

— Что с вами случилось? — спросил он, неловко опускаясь на корточки передо мной. — Вас… вас кто-то обидел?

И встревожено заглянул мне в лицо, как преданный пес.

О чем он говорит? Кто мог меня обидеть? Ах, да, та статья…

— Нет, никто меня не обижал. — Бездумно поболтав в бокале вино, я уточнила: — По крайней мере, не сегодня.

— Тогда что с вами такое? — не выдержал Петтер. В неярком свете лицо его казалось вырезанным из дерева. — Вы сами на себя не похожи!

— Не похожа? — переспросила я. Хотелось закричать, бросить бокал в камин, завыть. А за окном, как ребенок, горько и безутешно плакал ветер. И закончила яростно: — Да что вы вообще обо мне знаете?!

— Мало, — признал он, осторожно тронув меня за плечо. И чуть заметно, будто нечаянно, погладил мягкий вельвет рукава. — А вы расскажите!

Мне вдруг нестерпимо потянуло разделить это хоть с кем-нибудь, перестать, наконец, носить все в себе, как свинцовый осколок под сердцем.

— Рассказать? Хорошо, я расскажу. Вы знаете, что такое терять близких, Петтер? — спросила я и глотнула тягучего золотистого вина. Обычно сладкое до приторности, теперь оно неприятно кислило во рту, как будто сквозь медовый вкус пробивался уксус.

Петтер отвел глаза и кивнул, до белизны сжав кулаки.

Я горько усмехнулась и залпом допила вино. Голова кружилась, к горлу подступала тошнота — и слова, которых больше не было сил сдерживать.

— Вы вспоминаете о матери, которой лишились в детстве, да?

Он поджал губы и снова кивнул, не поднимая взгляд.

— Это совсем не то, мальчик! — я покачала пальцем у него перед носом, едва не угодив в глаз. — Вы знаете, что такое, когда на ваших руках умирает ребенок, потому что простуда перешла в воспаление легких? А я ведь могла ей помочь, вылечить… Если бы только у меня были лекарства! — я судорожно вздохнула, захлебываясь воздухом, полынно-горьким от воспоминаний.

Редкость даже в Мидгарде, в Хельхейме талант аромага имел еще большую ценность. Однако стоило мне, тогда еще юной новобрачной, заикнуться о практике, Ингольв взвился на дыбы. Женам в приличном обществе работать невместно, и точка! Лучше бы училась печь пироги, рожала детей и вела хозяйство. Разумеется, свекор целиком и полностью был на стороне своего драгоценного сыночка.

Петтер молчал, но я продолжила — глупо прерывать исповедь на полуслове:

— Но трав у меня не было. Потому что муж запретил мне их покупать. И врачей тоже не было, ведь мы жили в маленьком гарнизоне, затерянном в снегах… Знаете, что мне тогда сказал Ингольв?