Аромагия

Снегопад припустил еще сильнее. Казалось, город изнывал под толстой снежной периной, задыхался, не в силах вырваться из паутины, сплетенной из холода и воды. Заносы местами уже доходили мне выше колен, и вскоре угрожали совершенно парализовать всякое движение по городу. Петтер доехал до дому не иначе, как чудом, и теперь автомобиль, похожий на ленивого тюленя, едва виднелся из-под сугроба. Прохожих почти не осталось, горожане укрылись от непогоды в своих домах и клубах.

Я остановилась на крыльце, против воли любуясь городом. Снег заставлял блекнуть краски, гасил звуки и скрадывал запахи, отчего Ингойя казалась неживой и пустынной. Что-то величественное и безжалостное было в этой ледяной красоте…

Поежившись, я спрятала нос в воротнике шубы и обхватила себя руками. Крепнувший мороз набросился на меня с алчностью оголодавшего вампира. Но уйти, не дождавшись Петтера, я не могла.

О появлении мальчишки возвестил протяжный скрип двери — и горьковато-острое благоухание кофе с имбирем. Исходящий от чашки ароматный парок заставил меня сглотнуть слюну.

— Замерзли? — риторически спросил Петтер, едва заметно улыбнувшись, и ногой закрыл за собой дверь. — Возьмите.

— Спасибо, — искренне поблагодарила я, принимая чашку. — Вы — чудо!

Мальчишка молчал, давая мне допить кофе, и невидяще смотрел вдаль. Мы стояли рядом, и казалось, что город обезлюдел (и, надеюсь, обездраконел), позволяя нам побыть наедине.

— Значит, Ингольв ввязался в заговор? — напрямик спросила я, смакуя последние капли превосходного напитка. Каким-то чудом он совсем не остывал на морозе.

— Я не могу ничего вам сказать, — поддевая носком сапога сугроб, произнес мальчишка тихо. — Я поклялся. Но если вам нужна будет моя помощь — только скажите!

— Почему? — спросила я, чувствуя, как немеют от мороза щеки и губы. — Ингольв же ваш командир!

Петтер смотрел на меня серьезно и строго. Сейчас казалось, что это он много старше меня, может быть, из-за снега, посеребрившего его непокрытую голову? Или из-за совсем недетских складок у губ?

— Господин полковник — мой командир, но… То, что он задумал — неправильно, — объяснил он наконец, отводя взгляд. — Хель так легко не сдадутся, да и драконы тоже. Они не простят. И… — он помялся и добавил, глядя куда-то в сторону: — Вы заслуживаете лучшего, чем быть женой ссыльного заговорщика. Я… если хотите… в общем, помните, я говорил о самолетах? Недавно я собрал свой собственный. И… если вам понадобится транспорт — я всегда готов помочь.

С минуту я глядела на него, потом коснулась совсем заледеневшей кисти юноши (видно, муж опять экономил на обмундировании, даже пары рукавиц не выписал своему ординарцу!) и сказала с чувством:

— Спасибо вам, Петтер. Но я не могу разрушить вашу жизнь.

— Было бы, что разрушать, — пожал плечами он с принужденной бравадой.

— Не говорите так! — велела я. — Уверена, вы многого добьетесь.

— Скорее, веревки, — не согласился он, накрывая мою ладонь второй рукой. У него были обветренные руки, совсем солдатские, грубые и мозолистые. Даже странно для такого мальчишки. — Но это не важно. Отец всегда меня учил: делай, что должно, и будь, что будет!

Мы помолчали, думая каждый о своем. Не знаю уж, о чем размышлял он, а в моей голове толпились утопические планы выбраться ночью из дома по веревке и сбежать с Петтером, воспользовавшись его щедрым предложением. Только вот бежать бессмысленно (выкрасть Валериана я не смогу при всем желании) и жестоко по отношению к Петтеру. Придется играть по правилам, которые придумали другие.

— Будьте счастливы, — пожелал вдруг Петтер тихо.

А у меня даже горло перехватило, до того неожиданно и приятно от него дохнуло летним лугом — цветущим разнотравьем и недавно скошенной отавой.

Замерзший мальчишка в присыпанной снегом шинели источал такое тепло, что казалось, будто солнце выглянуло из-за туч и разом наступило лето.

— Спасибо, Петтер! — с трудом выговорила я, не зная, что еще сказать. Добавить аналогичное пожелание ему у меня не повернулся язык…

Глупый мальчишка! Как жаль, что нельзя стереть произнесенные слова, вернуть ту недосказанность, которая легчайшей нотой сандала витала в воздухе. Ясность пахнет можжевельником — смолисто и терпко — как растертая в пальцах ягодка. Можжевельнику приписывают антисептические свойства, и аромат его похож на яркий прожектор. Жаль только, что волшебство часто скукоживается под безжалостным светом.

Я улыбнулась, заставляя себя взглянуть на Петтера, который смотрел на меня неотрывно и требовательно, будто чего-то ожидая. Впрочем, не так уж сложно догадаться, чего именно.

Какая-то часть меня хотела наделать глупостей, протянуть руки и согреться у того огня, которым полыхал Петтер. Мои озябшие пальцы так умоляли о тепле…

— Мне пора, — вдруг проговорил Петтер, едва шевеля губами. Изо рта его при каждом вздохе вырывалось облачко пара.

— Да, — с облегчением (каюсь, не смогла его скрыть) согласилась я и взглянула на «Уртехюс».