Аромагия

Откровенно говоря, будущее, которое мне предложил Исмир, казалось куда привлекательнее будущего рядом с Ингольвом. По крайней мере, Валериан будет рядом со мной и сможет сам выбирать свой путь, а не слепо подчиняться отцовской власти. Наверное, я эгоистка, но одна мысль о том, что сын будет жить со мной, наполняла меня воодушевлением.

Я встала, подошла к шкафу с маслами и, поразмыслив, выбрала два пузырька. Нарушив все правила техники безопасности, капнула масло прямо на ладони, потерла их и, поднеся к лицу, вдохнула бодрящий прохладный аромат мяты и бергамота.

Что же, выбор сделан…

Пожалуй, стоит выпить кофе (скажем, с кардамоном или с перцем — чтобы горькое тепло пробирало до самого нутра), и поразмыслить о дальнейших действиях.

Итак, что я могу сделать? Я отпила первый, самый вкусный глоток, и задумалась. Сложно представить, чтобы Исмир действительно нуждался в помощи такого профана, как я. Прежде всего он желает отрезать мне пути назад — мой муж не из тех, кто прощает предательство. А если при этом моя помощь пригодится, тем лучше. Должна признать, вполне разумно.

Оставалось доказать Исмиру свою полезность, тем самым выкупив жизнь сына. Неплохая сделка, не так ли?

Что я могу сделать такого, чего не мог бы сам Исмир? Отбросим пока «вынюхивание» — это только в теории это звучит прекрасно. Не тайники же в ботинках мужа искать, в самом деле! Впрочем… Кое-что Исмир действительно сделать не мог: проникнуть в наш дом и поискать доказательства там. Ингольва можно упрекнуть во многом, но он отнюдь не дурак, так что не стал бы хранить что-нибудь компрометирующее в казармах. Выходит, если что-то подобное существует, обнаружить его можно только дома, в личных покоях Ингольва — в спальне или кабинете.

Пожалуй, стоит поискать. И поскорее, пока моя решимость не иссякла.

Надев шубу и накинув на голову теплую шаль, я вышла из «Уртехюс».

В Ингойе властвовала метель. По занесенным снегом улицам ползли автомобили, временами издавая отчаянный рев (что весьма походило на попытки оленей вызвать соперников на бой), вездесущие торговки пытались всучить замерзшим прохожим горячий чай с ромом или коньяк, напоминающий водку, подкрашенную все тем же чаем.

Люди торопились по своим делам, упрямо пробирались по заснеженным улицам и грелись у специальных костров на площадях. Люди, люди. Старые и молодые, богатые и бедняки, красивые и уродливые — всего лишь робкие огоньки, готовые потухнуть от малейшего ветерка. Жаль только, что эти огоньки научились собираться в стаи, пытаясь растопить лед…

Я встряхнула головой, отбрасывая излишнюю поэтичность. Что это на меня нашло? Надо думать, волнения последних дней не прошли бесследно.

Дом встретил меня хлебным духом, обрамленным искрящимися апельсиновыми нотами. И, разумеется, вечным уксусным ароматом от насупленной Сольвейг, которая открыла мне дверь (надо думать, Уннер куда-то отлучилась).

— Кто-нибудь дома? — поинтересовалась я с деланной небрежностью, стягивая перчатки.

— Господин Бранд в гостиной, — буркнула она, одергивая накрахмаленный фартук. — А больше никого. Из господ.

— Хм, — сердце мое забилось сильнее, и мне стоило немалых усилий изобразить спокойствие. Как же замечательно, что большинство людей не обладают моими талантами и не способны с легкостью распознавать настроение собеседников! — Можешь идти, я поднимусь к себе.

— Ага, — согласилась Сольвейг, смерив меня взглядом. Ее неприязнь липла, как варенье, и пахла чуть подгоревшей кашей — вроде бы съедобной, но неаппетитной.

По дороге наверх я потихоньку заглянула в гостиную. Господи Бранд меня не заметил. Он увлеченно вязал носок, напевая себе под нос лиричную песенку. Вкусный запах, пропитавший весь дом, исходил именно отсюда — на журнальном столике красовался поднос с апельсиновыми пирожными из булочной господина Эгиля. Румяная выпечка, присыпанная сахаром и истекающая прозрачно-оранжевой начинкой, заставила мой желудок предательски заурчать. Пришлось строго напомнить себе, что в ближайшее время придется обойтись без любимых лакомств, и к тому же я пришла сюда для другого!

Внушение подействовало, и я (не без внутреннего протеста) осторожно прикрыла дверь и направилась наверх.

В кабинете Ингольва пахло жарким имбирем и корицей, шершавой, словно древесная кора. Пряный аромат, горьковатый и острый.

Я перешагнула через порог и остановилась в растерянности. Ума не приложу, что нужно искать?! Списки заговорщиков? Перечень сочувствующих? План кампании? Пожалуй, для начала нужно хотя бы оглядеться.

Прикрыв дверь, я вошла в святая святых мужа. Здесь царила почти казарменная строгость: простая темная мебель, небольшой ковер возле массивного письменного стола, темно-зеленые портьеры. И ни декоративных подушек, ни цветов, ни картин. Если не знать, сколько в Ингойе стоит деревянная облицовка стен и мебель из мореного дуба, можно подумать, что Ингольв ограничивает себя во всем.

Начала я с ящиков стола. В них оказалось множество бумаг, совершенно невинных. Счета, какие-то записки, исчерканные списки обмундирования, неоконченное письмо к сыну…