Я торопливо сорвала с себя фартук и распахнула дверь, поежившись от порыва холодного ветра. Несмотря на редкую для столицы солнечную погоду, мороз щипал лицо. Я поправила на плечах теплую вязаную шаль и подумала, что стоит сварить горячего вина со специями — немного гвоздики, корицы, апельсиновой цедры, мускатного ореха и меда…
— Здравствуйте, госпожа! — мужчина в униформе водителя низко поклонился. — Я служу у госпожи Бергрид. Нижайше прошу поехать со мной.
Он махнул рукой в сторону стоящего неподалеку электрического автомобиля новейшей модели. Поблескивали хромом детали, кузов сверкал от восковой полироли, фары ярко светились, — воплощение богатства.
— Что случилось? — деловито уточнила я, прикидывая, что нужно взять с собой.
— У госпожи колика, — объяснил он громко, потом огляделся и шепотом добавил: — А может, потравил кто!
Пахло от него любопытством с примесью злорадства — кисло-острым, чуть солоноватым на губах. Надо думать, хозяйку он не любил.
— Понятно! Подождите минуту.
Прикрыв дверь, я бросилась в «Уртехюс». Побросала в саквояж несколько пузырьков в дополнение к обычному набору (хвала богам, толстостенные емкости стерпят небрежное обращение) и спустя всего несколько минут была готова…
Пока автомобиль плавно катил по центральным улицам (двигаться по запруженным экипажами дорогам можно только с черепашьей скоростью), я пыталась вспомнить все, что знала о госпоже Бергрид. Мы не встречались — как раз перед моим приездом в Ингойю она покинула общество из-за какого-то скандала. Любопытно, что заставило богатую вдову так поступить?
Пока я пыталась выловить из памяти обрывки разговоров о госпоже Бергрид, автомобиль остановился у трехэтажного особняка, сложенного из красного кирпича. Водитель распахнул дверцу и услужливо помог мне выбраться. На крыльце ждала пожилая женщина, судя по богатой ткани и при этом скромному фасону платья — домоправительница.
— Здравствуйте, — она не сделала книксен, только слегка склонила голову, сохраняя невозмутимое выражение лица. А вот запах выбивался из образа: страх, отчаяние и тревога перемешаны, как ингредиенты в любимом хель коктейле из перцовки с томатным соком и солью.
Ее чувства были столь интенсивны, что пришлось задержать дыхание, переживая мгновенную потерю ориентации.
— Меня зовут Халлотта, я домоправительница госпожи Бергрид, — продолжила она. — Прошу вас, проходите, госпожа Мирра.
Пришлось подавить улыбку. Имя «скалистая» очень ей шло…
Я не могла отделаться от мысли, что она вела меня по дому кружной дорогой, показывая свои владения. В каждой комнате имелись дорогие драпировки и шелковая обивка стен, мебель из красного дерева с золоченой отделкой, картины в дорогих рамах. Несмотря на беспокойство о госпоже, Халлотта с наслаждением демонстрировала дом, которым явно гордилась, как другие женщины гордятся красивыми детьми или искусной вышивкой. Наверное, ей нечасто выпадала возможность похвастаться, ведь хозяйка жила затворницей.
Наш путь закончился на третьем этаже. Халлотта осторожно отворила дверь и на цыпочках вошла в комнату, жестом предложив следовать за ней.
Тяжелый, душный фимиам сбивал с ног. Оглядевшись, я заметила в углу небольшую жаровню, над которой курился дымок. Драгоценные смолы бензоина и ладана, перуанский бальзам — и листья табака. Неплохое сочетание — как дорогая кожа, политая ванилью и капелькой смолы. Но от такой концентрации голова заболит и у здорового!
Комната напоминала склеп, оставляя крайне гнетущее впечатление: темные стенные панели, вишневые гобелены, плотные шторы на окнах, пышный балдахин. Даже в солнечный день ни один лучик не проникал внутрь. И картина на стене, довлеющая надо всем: женщина лет тридцати в строгом черном платье, некрасивая, но настолько властная, выдающаяся личность, что неправильные черты выглядели почти гармоничными. Казалось, вот сейчас она шагнет из резной золотой рамы и примется отчитывать слуг, бестолково толпящихся у постели. Лежащая на ней старуха казалась злой карикатурой на собственный портрет — годы и болезнь никого не красят.
У кровати стоял единственный стул, на котором очень прямо сидел мужчина в белом, держа больную за руку.
— Извольте взглянуть, госпожа Мирра, — почтительным шепотом предложила домоправительница.
Услышав ее голос, мужчина порывисто обернулся, и от него плеснуло то ли страхом, то ли отчаянием — в такой какофонии запахов не разберешь. Руку женщины он не отпустил — напротив, несколько театральным жестом прижал к своей широкой груди.
— Господин Колльв, муж госпожи, — пояснила домоправительница. Казалось, в ее горле как рыбная кость, застряла неприязнь.
Я тоже невольно почувствовала антипатию: судя по всему, он был лет на пятнадцать младше жены, к тому же обладал «роковой» внешностью. Горящие темные глаза, смоляная грива волос, гладкая смуглая кожа, безупречные черты… Нелепо даже вообразить его мужем старухи, они не смешиваются, как масло и вода!
— Это госпожа Мирра, аромаг! — сообщила домоправительница, с вызовом глядя на хозяина.