Аромагия

— Вероятно, это несчастный случай, — начала я нести успокоительную чушь. — Возможно, горничная ошиблась с дозировкой лекарства или ребенок перепутал местами пузырьки…

Он обернулся стремительно, точно охотящийся за бумажкой котенок.

— Хельга ни в чем не виновата!

Оставалось лишь вздохнуть. Кажется, Хельгой звали дочь госпожи Бергрид.

— Господин Колльв, почему вы каждое мое слово принимаете в штыки? В конце концов, я не инспектор полиции, и от меня мало что зависит.

Его глаза полыхнули, как настоящие угли.

— Не держите меня за дурака! Вы ими вертите, как рома[22] — юбками.

Простонародный выговор — неожиданный и неприятный, как камушек в каше.

Видимо, мужчина прочитал удивление на моем лице — и словно захлопнулись створки раковины. Я с досадой прикусила щеку.

— Послушайте, я ведь хочу просто разобраться, — произнесла я мягко, — и помочь вашей жене!

— Нет! — будто выплюнул он, резко отворачиваясь, отчего коса, перевитая белой лентой и черной тесьмой, хлопнула по лопаткам. — Вы все думаете, что мне нужны от Бергрид только деньги! Что я ее отравил ради наследства. Слуги шепчутся, полиция ходит за мной по пятам… Да подавитесь вы этими деньгами! Слышите? Подавитесь!

Я невольно отшатнулась, пораженная его вспышкой.

— Господин Колльв, я…

Слушать он не стал. Отвернулся и бросил устало:

— Извините, я должен идти к жене.

И, хлопнув дверью, вышел, оставив после себя тягучий запах благовоний.

Я, пожав плечами, принялась за кофе (благо, хельский сервиз, изукрашенный снежинками на темно-синем фоне, превосходно сохранял тепло). Наложила на тарелку сластей и блаженно замерла, вдыхая ароматы малины, яблок, сливочного масла, мака и творога. Колупнула вилкой румяный бочок штруделя, поднесла к губам чашку… и вздрогнула так, что кофе плеснул на вышитую скатерть.

Ведь я уже видела такие же ленты, как у господина Колльва! Засушенный букетик руты, оплетённый двумя полосками ткани…

Я нахмурилась, пытаясь вспомнить, что символизировали эти ленты. Как я теперь жалела, что плохо слушала уроки! Впрочем, едва ли бабушка всерьез останавливалась на таких сомнительных средствах, как привороты с помощью руты. Скорее, мельком упоминала.

Мысли словно мерно капали, как драгоценное масло из пузырька.

— О чем задумались? — голос инспектора заставил меня вздрогнуть — и «пролить» размышления. А ведь я даже не заметила, как он вошел в комнату!

— Помните руту? — выпалила я, не успев подумать.

— Да, — инспектор наклонил набок голову, потом пододвинул к себе стул и уселся на него задом наперед. Оперся на спинку руками и посмотрел на меня. — Рассказывайте, голубушка!

Пахло от него крыжовником — кисло-сладкими ягодами, до сочной мякоти которых можно добраться, только преодолев сопротивление острых шипов и плотной кожицы — любопытством.

— Помните, я сказала, что рута используется для приворотов? — быстро уточнила я, чувствуя, как в крови бурлит азарт.

— Конечно, голубушка.

Светлые глаза инспектора казались зеркалами, отражающими небо — южное, голубое, а не северную низкую хмарь.

Я вскочила, стремительно прошлась по комнате, слегка касаясь предметов обстановки. Мягкий бархат и гладкое дерево, холодные камни и вышитый шелк подушечек всегда меня успокаивали. Стоило сосредоточиться на ощущениях и запахах, как волнение отступало. Заставила себя остановиться, оперлась на подоконник и повернулась к инспектору.

— Как вы думаете, инспектор, кто из них пытался приворожить другого? — поинтересовалась я.

— Хм, — инспектор склонил голову к плечу, задумчиво ущипнул себя за мочку уха. — Пожалуй, она его.

— Почему вы так считаете? — уточнила я. Выходит, господин Сольбранд давно понял то, к чему я пришла только теперь.

— Да просто ведь все, голубушка! — инспектор пожал плечами и объяснил: — Он ведь добился, чего хотел. Почему убить надумал — понятно, но привораживать… Зачем?

— Вы правы, незачем, — согласилась я, потирая лоб. Действительно, логичнее, когда стареющая женщина пытается удержать любовь мужа. И почему я сначала подумала иначе?! — Вся эта история — нагромождение нелепостей!

— Что вы имеете в виду, голубушка? — инспектор заинтересованно подался вперед, не отводя от меня острого и холодного, будто сосулька, взгляда. — Вы уж не обессудьте, но доктор сказал, хозяйку отравили глазными каплями. И вправду, бутылка почти пустая, хотя аптекарь только позавчера прислал новую порцию. А подлить жене атропина Колльву ничего не стоило — он ведь сам варил какао.

— Но это ведь нелепо! — не сдержалась я, вскакивая, и снова принялась ходить из угла в угол. — Более непродуманного и дурацкого убийства невозможно придумать! Что ему стоило просто долить воды в бутылочку, чтобы не заметили недостачи лекарства? И вообще, добавлять яд в напиток, который он лично готовил — глупость несусветная!

— М-да, — проворчал инспектор. — В чем то вы правы, голубушка… Но мало ли дураков на свете? Может, он особо не задумывался — налил яду и надеялся, авось и так сойдет. Всякое бывает.