Аромат гибискуса (СИ)

Рассказывал Виктор красиво и вскоре я сама поверила в реальность его слов.

А вот иную помощь я оценила в реальности. Оказалось, это очень удобно, когда кто-то занимается домашними делами. Раньше, выйдя из «творческого запоя» я с грустью смотрела на клубы собравшейся в углах пыли, на засохший хлеб, на паутинку под потолком. Пара дней уходила на генеральную уборку, еще несколько — на отдых и приведение организма в норму, потому что питаться заказанной пиццей и бутербродами не есть хорошо.

Теперь же обо мне заботились. Трижды в день заставляли поесть горячего, и еще парочку раз подсовывали всякие вкусности в вид йогуртов и фруктов. К счастью, токсикоз начал проходить и мой рацион расширился. Теперь кроме пельменей я могла есть жареную без лука картошку и запеченную в духовке курицу. Виктор каждый раз радовался так, словно мишленовскую звезду получил.

Но вскоре мне стало неловко.

Он работал. Причем так, как мне и не снилось. Организация выставки, оформление документов, договоренности занимали кучу времени, а Виктор еще умудрялся и за мной ухаживать. И я начала потихоньку выползать из мастерской. Готовить не могла — от вида и запаха некоторых продуктов по прежнему мутило, но вот убраться было мне по силам. Хотя это право пришлось отстаивать со скандалом:

— Угомонись! Виктор, пойми, ты не нахлебник! Ты столько делаешь, что уже мне неловко, понимаешь?

— Беременным нельзя перетруждаться!

— Ага. Только вот беременная еще не значит — больная. Немного физической нагрузки мне не помешает.

— Иди в сад!

Несмотря на идеальный русский, Виктор упорно продолжал называть мой любимый парк садом. И никогда не отпускал меня туда одну:

— Мало ли что. Споткнешься, голова закружиться…

Его забота походила на параною. Пришлось долго убеждать, что со мной все хорошо, что я не тургеньевская барышня или трепетная лань, готовая упасть в обморок от малейшего косого взгляда.

И тем страшнее оказалось остаться в одиночестве.

26

Виктор исчез внезапно. Просто однажды, вернувшись с прогулки, я нашла пустую квартиру.

Ну как пустую… Все вещи и деньги остались на местах, а вот о Викторе напоминал только заботливо накрытый прозрачной крышкой обед на столе.

Я тут же кинулась к шкафу. Полки ощерились пустотой, а на перекладине покачивались освобожденные от пиджака и рубашек плечики. Чемодан тоже пропал, как и документы.

И — никакой записки.

Я успокаивала себя, что Виктор появится еще до вечера. Пусть не лично. Пусть просто позвонит или перешлет сообщение. Но телефон молчал. И когда утром раздался переливчатый звон, я чуть не упала, так резко подскочила с кресла, в котором провела ночь.

Но это был Артем.

— Ева, я не могу дозвониться до Виктора!

Он произносил имя на русский манер, ставя ударение на первый слог.

— Виктора. — машинально поправила я и спохватилась: — Ты тоже не знаешь, где он?

В трубке повисло молчание. А потом Артем поинтересовался:

— Ты дома? Никуда не выходи!

Нарочито спокойный голос меня не обманул: он волновался. Стало страшно:

— Ты что-то знаешь? Виктор тебе звонил?

— Сиди дома! Я скоро приеду.

Легко сказать — сиди дома. Я чуть ногти не сгрызла, пока дождалась. Честно пыталась поработать, помня о грядущей выставке, но все валилось из рук. Запоров несколько поделок, я махнула рукой: в таком состоянии нечего и пробовать.

И когда раздалась трель домофона, кинулась к двери, как утопающий — к спасательному кругу.

— Ну? Что? — налетела с порога.

И осела на банкетку, на которой обычно переобувались: вид у Артема был растерянный.

— Ты… что-то знаешь? — повторяла, как заводная.

— Думал, ты объяснишь… прилетел с гастролей на пару дней, а мне тут звонят: Виктор на связь не выходит, а надо кое-какие вопросы решить, причем срочно. Эй, Ева! Ева. ты что?

Я потеряла нить разговора. Голова закружилась, по телу разлилась слабость.

Пришла в себя сидя на кухне, со стаканом воды в руке. Оказалось, я пью из него маленькими глоточками и не понимаю, что делаю.

Напротив стоял встревоженный Артем.

— Очухалась? Рассказывай!

Я не знала — о чем. О том, что осталась в пустом доме? Об осиротевших шкафах? За что там шкафы. Осиротела я сама. И пусть вокруг масса друзей, без Виктора этот мир утратил краски. Черно-белая кинолента. Какое-то движение, подобие занятости… но что мне это без Виктора?

Но почему все вокруг расплывается? Предметы потеряли очертания, словно кто-то брызнул на акварельный рисунок водой.

— Ева! Да что это такое…

Нежные руки обхватили за плечи. На миг показалось — Виктор!

Понимание пришло отчаянием. Отстраниться Артем не позволил, и я разрыдалась. А потом долго всхлипывала, изводя бумажные салфетки и прихлебывая горячий чай.

— Успокоилась? Рассказывай! — велел Артем. Вид у него был испуганный.

— Да чего рассказывать? Вернулась — а Виктора нет. И его вещей — тоже.

— Деньги? Ценности?

Не доверяя мне, Артем сам проверил шкафы.

— Так и думал, что как было, так и осталось. Хоть бы перепрятывала. Ну? Все на месте?

Я только кивала, не в силах осознать, что произошло. Почему так плохо и одиноко?

— Ева, может, к врачу? Мало ли… — Артем кивнул на начавший округляться живот.