— Как и Пикерт, Вивальд казался нашей матушке достаточно обаятельным человеком. Член городского совета, почетный и солидный гражданин, а уж сколько у барона было денег – не счесть. Неудивительно, что матушка попала под его обаяние и поверила, что замужество с ним даст для меня отличный старт в жизни. Она очень надеялась поправить дела семьи за счет его денег. И ее можно понять, ведь после смерти отца, она осталась практически одна с тремя дочерями на руках и призрачным возможностями на светлое будущее. Она искренне считала, что дарует мне счастье, и никто не виноват, что она ошиблась. Как только я переехала в дом барона, Вивальд обнажил свою подлую натуру. Этот старый змей сбросил свою шкуру, убил моего пса, заявив, что беспородные шавки ему в доме не нужны. Он ведь и в жены меня взял только потому, что я молодая и знатная. Ему льстило, что он сумел обзавестись подобной “игрушкой”, учитывая его возраст.
— Мерзавец…
— В нашу первую и единственную брачную ночь он вел себя, как голодный зверь. Я просила его дать мне время, но Клайвшоту было все равно. Ему хотелось обладать мною, навсегда остаться моим первым. Бри, я не хочу такой участи для тебя. Пусть Пикерт катиться ко всем чертям! Единожды променяв тебя на деньги, он будет поступать так снова и снова. Ты достойна лучшего, и не должна даже в мыслях принадлежать ему. Попытайся жить дальше!
— Я постараюсь, – в глазах сестры мелькнуло согласие.
Она не была глупой девочкой, сама всё прекрасно понимала. Молодая и красивая, у нее еще будут десятки кавалеров. Просто сейчас ей было больно. Предательство – это всегда боль.
— Вот и правильно, – я решила закрепить положительную динамику своей терапии и напомнить о хорошем. – Сейчас мы приедем на выставку и проведем там время с удовольствием. Матушка не простит нам, если мы упустим что-то важное и не расскажем ей об этом.
Галерея, где проходил вернисаж Мишеля, располагалась в самом центре города. Экипаж остановился у центрального входа выставочных залов, и возница, спустив подножку, помог мне и Бри выбраться из кареты. Поблагодарив, я расплатились с мужчиной, а после подхватив сестру под руку двинулась навстречу искусству.
В свет я выходила крайне редко. Носящим траур не положены увеселения, но сегодня было скорее исключение из правил. Не пойти на выставку к Мишелю я не могла, что же до пересуд почтенных матрон, которые обязательно заметят мой черный наряд, то их я уже давно не боялась. Скорее наоборот наслаждалась слухами о моей ненормальности. Ну какая же девушка будет носить траур больше семи лет, любая другая давно бы уже сняла и вышла замуж повторно. Но я не любая, и второй раз на те же грабли наступать не собиралась.
Мишеля Лонтье мы заметили издалека. Тонкоусый француз встречал гостей, обменивался с ними приветственными словами, сопровождал к особо интересным работам, но раз за разом отвлекался на вновь подошедших к нему знакомых.
Вот и мы двинулись выразить свое почтение художнику, однако уже на подходе, он заметил нас первым:
— Chers amis, как я рад видеть вас, — он поцеловал мою руку, а затем прикоснулся губами к пальчикам Бриттани. — Вы просто не представляете, как скучно было с этими напыщенными снобами. Мне кажется, что даже муза не смогла выдержать всего это пафоса и покинула меня. Вы должны спасти меня и быть рядом весь вечер. Молю вас, спасите.
— Конечно, Мишель, — улыбнулась я, разглядывая причудливый наряд художника: зеленые брюки на красных подтяжках, разноцветная рубашка и бордовый берет, из-под которого выбивались черные вьющиеся волосы. — Именно за этим мы и здесь.
— О, как благородно с вашей стороны, – Мишель театрально приложил ладони к сердцу. – Взамен просите что угодно!
— Мы не отказались бы от твоей личной экскурсии по выставке.
– Это меньшее, что я сумею для вас сделать. Хотите шампанского?
Он подозвал к нам нанятого для вечера официанта и взял с подноса бокалы.
Напиток оказался приятным, с легкой кислинкой. Я даже не удержалась и пригубила его второй раз чуть быстрее, чем того требовали правила.
Идя по залу, Лонтье рассказывал нам о своих картинах, показывал пейзажи, натюрморты. Но не они составляли основу его коллекции. Жемчужинами являлись портреты. Настолько яркие и реалистичные, что захватывало дух. Казалось, перед ними множество окон, за каждым из которых сидят живые люди. Приложи руку к холсту, и реакция человека на нем не заставит себя долго ждать.
— Потрясающе, — восхитилась я. — Мишель, за свой талант ты продал душу дьяволу?
— Почти, — усмехнулся он, отпивая из своего бокала игристое. — Кстати, дорогая Бриттани, взгляните вон туда.
Художник указал на противоположную стену, где висел портрет. На нем была изображена моя сестра.
Нежный, вдохновленный мечтами образ. В легких белых одеждах на фоне рассветного пейзажа она протягивала руку бабочке, которая спустя мгновение должна была опуститься на ее кожу.
— Почему ты не сказала мне, что позировала для Мишеля? — удивилась я, радуясь неожиданному сюрпризу.