В итоге Лу так возлюбила сперму, что стала известна своей этой страстью (4). Не зря же Ницше называл её самой умной женщиной в мире (11:187). Но к тому времени, когда она помешалась на сперме, Ницше давно сошёл с ума, и ей было его сперму уже не добыть. Впрочем, могла бы, если бы его по-настоящему любила – могла бы навестить его в сумасшедшем доме.
Итак, разорвав с Лу, Ницше забирается в итальянскую рыбацкую деревню и пишет за десять недель первую часть
Ницше, естественно, не терпелось увидеть
Своё правомерное честолюбие (или тщеславие?) Ницше привычно вставил в уста свежеиспечённого Заратустры:
Кто пишет кровью и притчами, тот хочет, чтобы его не читали, а заучивали наизусть (6:29).
Впоследствии на некоторых изданиях работ Гитлера печаталось уже в повелительном наклонении:
Не для чтения, для заучивания.
Однако Ницшево пренебрежение людьми и их мнениями существовало лишь на словах, а в реальной жизни он был «слишком человеком». Будучи в Цюрихе в 1889 году, Ницше бегал в библиотеку и разыскивал упоминания о себе в журналах (11:215).
Самая великая сексуальная история о Ницше – это та, что он рассказал о себе сам. У Ницше была богатая фантазия, а потому трудно решить, правдив он или подвирает. А дело было якобы так.
В 1865 году, в 21-й год ото дня своего рождения, Ницше поехал в Кёльн и взял гида, который повёз его по местным достопримечательностям. Но когда Ницше попросил отвезти его в ресторан, гид вместо этого отвёз его в бордель. Ницше поначалу не понял, куда он попал, и чуть не отключился, когда его окружили женщины в прозрачных одеждах.
Он потерял дар речи и инстинктивно бросился к пианино, стоявшему у стенки, как будто это было единственное существо с душой. Сыграл несколько аккордов – это его привело в себя, и он выбежал из борделя (1:21).
Прежде всего в этом пересказе подразумевалось, что проститутки – существа бездушные. Как, например, животные в христианском понимании.
Историю эту очень любят толковать как яркое подтверждение духовности Ницше: мол, любовь к музыке спасла его от греха.
Одна биографша, правда, считает, что Ницше приврал и что он таким способом пытался обосновать любимого Шопенгауэра, утверждавшего, что музыка компенсирует другие человеческие порывы (3:62).
Если это правда, то Ницше всего лишь несколькими аккордами вывел себя из состояния нахлынувшей похоти, тогда как отцу Сергию понадобилось отрубать палец. Ницше же безболезненно засовывал палец в клавиатуру и кто ещё знает куда.
Легко допустить, что никакой «музыки» вовсе и не было, а просто у Ницше не оказалось денег на девочек, и его выгнали из заведения, как впоследствии портной отнял у Ницше сшитый для него костюм, когда тот, напялив его, отказался платить деньги за неимением оных (1:56). Истории, как мы знаем, повторяются.
(Можно попутно сделать вывод, что люди, которые не отдают денежные долги, не отдают и оргазменные долги, а заботятся только о том, чтобы получить наслаждение, тогда как он – есть лишь долг, который возвращается женщине её оргазмом, а то и с процентами многократных оргазмов.)
Впрочем, возвращаясь к Ницше, можно допустить, что он поимел проститутку, но рассказ об этом был бы слишком обыденным, а вот побег от доступной пизды звучал романтически и многозначительно.
Как бы там ни было, но многие биографы утверждают, что ницшеанские единичные сексуальные общения были лишь с проститутками и что у него не было связи ни с одной приличной женщиной (3:28).
При ницшевской прямоте, ненависти к морали и проникновении в собственные глубины такое толкование вполне правдоподобно: Ницше видел женщину и сразу хотел ебать её, причём признаваясь себе, а не прячась от желания, ибо над этим он постоянно размышлял. Однако не могло быть и речи, чтобы Ницше осмелился предложить еблю приличной девице (поэтому он сразу предлагал женитьбу), а играть в игры он не умел и не хотел. Разговорами заинтересовать можно было далеко не всякую, так что если ему что и оставалось, так это бордели, где он мог за деньги творить свою «вечную музыку» без долгих и утомительных репетиций.
Но Ницшевы музыкальные умения были явно на самоделочном уровне. Как-то, заявившись очередной раз к Вагнеру, Ницше сел импровизировать на рояле, Cosima (Вагнерова жена) вежливо слушала, а сам Вагнер вышел из комнаты, еле сдерживаясь, чтобы не расхохотаться.