Талин спросила себя, с какой стати она вытерпела столько обедов и ужинов в этом пустом доме, в обществе мнимых свекра и свекрови, которых терпеть не могла, и Матиаса, который вытирал об нее ноги. Диссонанс был так очевиден, что не замечать его она больше не могла. В памяти всплыли слова Ефимии: «Вокруг тебя дурная энергия, что-то темное не дает тебе выхода». Талин чувствовала, что подошла к концу жизненного цикла. Матиас сменил тему, а она отвлеклась на создание духов Ноны. Ей не хватало чего-то ключевого, даже несмотря на белый цветок из Афин, но она по-прежнему не знала, чего именно. Когда Матиас наконец сказал: «Уходим», молодая женщина очнулась. Она попрощалась с Анри и Николь – она знала, что видит их в последний раз. Больше ноги ее не будет в этом доме. На обратном пути они с Матиасом ехали молча. Интуиция подсказывала Талин, что надо дать ему остыть, чтобы защитить себя. Остаток дня прошел спокойно, опасные темы больше не затрагивались. Назавтра, к великому облегчению Талин, Матиас встал с рассветом и улетел в Японию, не обменявшись с ней ни словом. Молодая женщина знала, что прямое столкновение ничего не даст. Само собой подразумевалось, что надо уходить. Она должна была воспользоваться его отсутствием, чтобы это сделать. Ее затошнило при виде своей одежды, идеально ровно развешанной в платяном шкафу, как на картинке в журнале, и она быстро сложила все в чемодан. Вещи, которые подарил ей Матиас, она оставила – они все равно никогда ей не нравились, – и позвонила Сибилле и Грегуару, которые помогли ей все унести. Она бросила последний взгляд на квартиру, в которой прожила два года, и почувствовала безмерное облегчение, закрыв за собой дверь. Жизненный цикл подошел к концу.
Она решила остаться в Бандоле, пока не найдет квартиру в Париже. Было странно снова жить в этом доме как в детстве. Арам провел с ней два дня и уехал. Она вдруг поняла, что на протяжении всей своей жизни никогда не жила одна, и Матиас, хоть она и не была с ним счастлива, тоже был рядом. Не умея самостоятельно заполнить свои пустоты, она предоставила заполнять их ему. Наедине с собой, в большом доме Ноны, который она по-прежнему не могла считать своим, молодая женщина впервые столкнулась с одиночеством. Матиас много раз пытался с ней связаться. Их ссоры выматывали ее, и она решила вообще не отвечать на его звонки. Он преследовал ее еще несколько дней, потом звонки стали реже, и он исчез из ее жизни, как будто его и не было никогда. Талин поняла, что его власть над ней она дала ему сама. Она не злилась на себя; недавние события показали ей, что она старалась как могла. Она проводила много времени в своей мастерской, работала не покладая рук. Духи памяти Ноны так и не были закончены, не хватало одного дыхания для завершения композиции.
Антон не раз звонил ей в этот период. Ей нравилось говорить с ним. Его интересовало, что она делает, думает, создает. Их содержательные беседы шли ей на пользу, но она больше не верила в себя и отказывалась видеть, какое место он занял в ее жизни. Когда он пригласил ее на три дня в свой семейный дом в Марселе, она долго колебалась, но все же согласилась. Дом родителей Антона был расположен в верхней части города – красивое здание из красного камня, окруженное провансальским садом. Дом сразу понравился Талин, потому что в нем царила теплая и веселая атмосфера. Отец Антона Акоп, невысокий крепыш с отменным чувством юмора, часто смеялся. Его глаза светились умом. Его жена Арпина была кругленькой и по-матерински ласковой. Талин с волнением ощущала всю любовь, пронизывающую это дружное и веселое семейство, так непохожее на ее собственное. Братья Антона, близнецы Давид и Левон, постоянно его поддразнивали, а он, несмотря на свое чувство юмора, был заведомо самым серьезным в семье. То, что она читала в его глазах, смущало ее. Матиас никогда не смотрел на нее так за все три года отношений. Антон, однако, не грешил поспешностью. Он проводил ее в комнату на последнем этаже.
– Моя комната прямо под твоей, – сказал он. – Я решил, что ты захочешь иметь свой уголок.
– Спасибо, я оценила.
Он стоял перед ней и даже не порывался ее обнять.
– Странно… – пробормотала она.
– Что же?
– Есть в тебе что-то такое, чего я не могу понять…
Он улыбался, но ей показалось, что это прозвучало фальшиво.
– …что-то проступает сквозь веселость, которую ты на себя напускаешь.
– ?..
– Что это?
Антон смотрел вдаль. Талин почувствовала, что его больше нет в комнате. Боль, написанная на его лице, испугала ее.
– Я рассказала тебе о себе, о Ноне… Может быть, ты тоже мог бы мне довериться?
– Да, конечно. Я не думал, что это так заметно.
– Это не заметно, – ответила Талин. – Это едва уловимо. Но я нос, нюхать – моя профессия.
– Я тоже потерял дорогого мне человека…
– Что случилось?