Он провел много лет, выстраивая строго организованную жизнь. Рид научился поддерживать эмоциональную дистанцию со своей огромной необузданной семьей. Да и как могло быть иначе? Втянись он во все те катастрофы, за решением которых обращались к нему родные, и его собственная жизнь превратилась бы в такой же хаос.
Именно поэтому самоконтроль был частью его личности столько, сколько он себя помнил. Рид держал мысли и эмоции при себе, показывая миру ровно столько, сколько хотел показать. Самообладание позволило ему сколотить состояние, выстроить карьеру и репутацию, которой он гордился, а заодно и избегать неприятностей, которыми славилась остальная часть его семьи.
Но с тех пор как Роуз и Лайла появились в его жизни, он перестал контролировать все вокруг. Ему это не нравилось, но лгать самому себе не было никакого смысла.
Правда заключалась в том, что Рози проложила путь в его сердце. Эта крошечная девочка уже обладала властью над ним. А еще была Лайла.
Он откинулся на рабочем кресле, покрутился на нем, чтобы взглянуть на залитый солнцем Тихий океан, но вместо этого увидел Лайлу. Ее глаза. Ее волосы. Ее улыбку. Он видел, как она нянчит Роуз, как смеется с Конни и сидит рядом с ним в свете камина.
Но, черт возьми, главным образом он видел ее в своей постели. Обнаженную, извивающуюся, выкрикивающую его имя…
До появления Лайлы Стронг его налаженная жизнь плавно катилась вперед. Да, возможно, в этой жизни были скучные моменты… Ладно. Ему было скучно. Работа уже не привлекала так, как несколько лет назад. Рид наблюдал, как его братья и сестры втягивались в приключения и — да, влипали в разные истории, из которых ему приходилось их вытаскивать, но все же… Они по‑настоящему жили.
А он сам напоминал брюзжащего старика, случайно попавшего на веселую вечеринку.
И когда он превратился в старого хрыча?
— Я не такой, — спохватился Рид, заявив это вслух, похоже, чтобы убедить самого себя. — Я могу жить в свое удовольствие. Я лишь не забываю об ответственности. — И усмехнулся.
Зазвонил телефон, Рид мрачно взглянул на него и нажал кнопку.
— В чем дело, Карен?
— Мисс Стронг на линии. Она настаивает на том, чтобы поговорить с вами.
Одна только мысль о Лайле могла волшебным образом материализовать ее — если не собственной персоной, так по телефону. Что ж, возможно, разговор, который должен был состояться этим утром, по телефону пройдет легче. Рид не горел желанием разбираться с этим. Лайла наверняка будет плакать, говорить, что любит его, или что‑то в этом духе. Но он будет холодным. Отстраненным. И расставит все точки над «i».
— Хорошо. Соедините.
— Рид? — Ее голос прозвучал тихо, взволнованно, и Рид тут же встревожился.
— С тобой все в порядке? С Роуз? С Конни?
— Все прекрасно, — прошептала она. — Не хочется беспокоить тебя на работе, но…
Мысли о важном разговоре тут же испарились. Теперь Рид мог думать лишь о том, что такого произошло дома, если Лайла даже позвонила ему.
— В чем дело?
— Здесь мальчик. Говорит, что он — твой брат Майк.
Рид вскочил на ноги:
— Майк там? Он ведь должен быть в школе!
— Сейчас он в кухне, ест все, что ставит перед ним Конни, и говорит, что будет говорить только с тобой.
— Уже еду. — Рид повесил трубку, схватил пиджак и, выбегая из офиса, с тоской подумал о том, когда же для него снова наступят скучные времена.
Глава 8
Лайле понравился Майк Хадсон, подросток двенадцати лет.
У него были зеленые глаза Хадсонов и копна темных волос, которые постоянно падали ему на глаза. А еще у него был прекрасный аппетит. Он уже умял два сэндвича, полпакета чипсов, три шоколадных печенья Конни и запил все это тремя стаканами молока.
И на всем протяжении трапезы в его глазах стояла настороженность, которую Лайла так часто видела у Рида. Ни один ребенок не должен выглядеть таким настороженным, и сердце Лайлы разрывалось при виде мальчугана, ожидавшего решения своей участи.
— Рид уже едет домой, — сказала она, усаживаясь за кухонный стол напротив него.
— Хорошо. — Майк поднял на нее взгляд и прикусил нижнюю губу. — Он разозлился?
— Нет, — заверила его Лайла. Удивился — да. Разозлился — нет. Она видела, как деловито Рид решал проблему Саванны, и надеялась, что он проявит понимание и терпение с этим мальчиком, который казался таким взбудораженным и обеспокоенным. — Он лишь сказал, что ты должен быть в школе.
Майк тут же осел на стуле, приобретя потерянный вид. Уронив голову, он пробормотал:
— Я туда не хочу. Я просто хотел посмотреть на ребенка Спринг.
Он взглянул на Роуз, которая, пуская слюнки, широко улыбнулась ему, и невольно расплылся в ответной улыбке. Но безмятежное выражение лица исчезло, стоило ему обернуться к Лайле.
— Они не позволили бы мне приехать. Сказали, что мой отец должен подписать какую‑то бумагу, разрешающую мне поехать, а он ни за что не подпишет.
Вначале Майк настаивал, что будет говорить только с братом, но, начав рассказывать, уже не мог остановиться. Он взял еще одно печенье с шоколадной крошкой, но вместо того, чтобы съесть его, нервно раскрошил в пальцах, и слова потоком хлынули из него: