— Почему же тогда леди Маргарет объявила, что ожерелье украли? Это ведь был свадебный подарок ее мужа, а не фамильная драгоценность, и она могла продать его, если хотела. Барри, по-видимому, ничего не подозревая, купил ожерелье у того, кто его украл.
— Зачем он это сделал? Ведь он не купил ожерелье по дешевке, оно едва ли стоит пять тысяч фунтов, да и покупать ожерелье на углу у какого-нибудь бродяги просто глупо. Если бы ему зачем-то и понадобились бриллианты, он мог бы купить их свободно у приличного ювелира.
Мы долго рассуждали, тщетно пытаясь разгадать эту тайну, но так ни до чего и не додумались.
— Стептоу что-то знает, — сказала я и собралась пойти вниз, чтобы поговорить с ним еще раз, но оказалось, что он был по-прежнему в мансарде. Это было подозрительно, но поскольку ему нечего было там украсть, я просто напомнила ему, что он должен идти вниз исполнять свои обязанности. Потом я заговорила о нашем деле. Тщательно взвешивая каждую фразу, чтобы не выдать себя, я попыталась выведать, что ему известно:
— На что это вы так загадочно намекали, когда говорили о Танбридж Уэллзе?
Он посмотрел на меня с притворно невинным видом, но глазки его при этом злобно сверкнули:
— Танбридж Уэллз, мадам? Отличный курорт. Я часто езжу туда на воды. Помнится, я уже говорил вам о нем.
— Вы сказали, что видели там моего дядю. Что он там делал?
— Я не сказал, что видел мистера Макшейна, мадам. Вы, должно быть, ослышались.
— Значит, вы его не видели?
— Нет, этого я тоже не говорил, мисс.
Я не пропустила незамеченным то, что вместо «мадам» он употребил менее почтительное «мисс».
— Но очень возможно, скоро я кое-что и вспомню.
Я поняла, что сейчас бесполезно пытаться вытянуть из него что-нибудь. Он пока не хочет открывать свои карты.
— Почему вы прохлаждаетесь здесь? Ступайте вниз и займитесь тем, за что получаете жалованье.
— Слушаюсь, мисс, — он поклонился мне с подчеркнутой издевкой.
Меня так и подмывало догнать его и дать хорошего пинка, но я сдержалась. Этот негодяй что-то знает и непременно использует это, чтобы опорочить моего дядю, иначе так нагло он бы себя не вел. Я вернулась на чердак и сообщила мама о своей неудаче.
Настроение у меня было прескверное. Вдруг не более чем через десять минут на чердак влетел Стептоу. Он внимательно посмотрел на нас наглыми глазками, стараясь понять, чем это мы занимаемся, и доложил:
— К вам с визитом лорд Уэйлин, мисс Баррон.
— Лорд Уэйлин! — воскликнула мама. — Что он хочет?
— Он не сказал, мадам. Может быть, передать ему, что вы не можете его принять, мисс Баррон?
Я именно так и собиралась сделать, но не хотела доставлять Стептоу такое удовольствие.
— Нет, нет. Я сейчас спущусь. Пожалуйста, попросите его светлость подождать в гостиной, пока я вымою руки.
— Я уже проводил его туда, мадам.
Я собрала дядины бумаги, чтобы отнести в свою комнату, подальше от Стептоу.
— Пойдемте со мной вниз, мама. Я не могу принимать лорда Уэйлина одна.
— Почему же, Зоуи, — рассмеялась она, — ведь он же не ухаживать за тобой пришел, а по делу. Да и в твоем возрасте уже не страшно быть с джентльменом наедине.
— Конечно, у него ко мне дело.
— Ну, тогда я еще немного здесь пороюсь, может быть, еще что-нибудь найдется. Дай мне эти бумаги.
Я оставила ее одну и пошла в свою комнату, чтобы привести себя в порядок.
Глава 6
Мама слишком часто стала употреблять эту убийственную фразу — «в твоем возрасте». Совсем еще недавно фраза, которая сопровождала каждый мой шаг, была «когда ты станешь немного старше». Когда же я успела так постареть, что перестала нуждаться в компаньонке? Ответ был пугающе простым: компаньонка мне не нужна, потому что нет джентльмена, который хотел бы побыть со мной наедине.
Очевидно, и лорд Уэйлин пришел только затем, чтобы поговорить об этом злосчастном ожерелье. Но все равно я не должна встречать его с грязными руками и паутиной в волосах. Я вспомнила, как щеголевато был одет лорд, когда я его видела в Парэме, и решила переодеться. На мне было старое муслиновое платье с узором в виде веточек, которое я носила уже целых три года. Утром я надела его, потому что шла перебирать пыльные бумаги на чердаке. Но пока я умылась и причесалась, прошло уже минут десять. Неудобно было заставлять его ждать так долго, и я спустилась вниз в своем муслине с веточками. Наша гостиная, которая называется просто «гостиная», а не торжественно — «Голубая гостиная», как в Парэме, вдруг показалась мне тесной и обшарпанной. Ботинки лорда Уэйлина сверкали ярче, чем наши зеркала, ворс на его пиджаке был длиннее, чем ворс наших ковров. Я пожалела, что не переодела платье, но было уже поздно. Он поднялся мне навстречу.
— Мисс Баррон, вы, вероятно, удивлены тем, что я примчался к вам так скоро после вашего визита.
Если он и обратил внимание на мою прическу и на мое платье, то ничем этого не показал. Его глаза блестели, он был явно чем-то взволнован, но это что-то была отнюдь не мисс Баррон и не то, что он здесь с нею наедине.