Аромат Смерти, Страсти, Любви. Нужное подчеркнуть

— Пожалуй, не совсем, — вдруг остановилась я и потянула его обратно, — пойдем, я еще немного порыдаю!

— На следующем перекрестке, — дернул он меня на себя, усмехаясь, — а то я обещанной пиццы сегодня так и не получу.

Я вдруг рассмеялась, немного хрипло и болезненно, но так искренне и с таким наслаждением! Конечно, это была еще не победа, и до полного исцеления было далеко. Но мне стало очень хорошо и легко. Я вдохнула полной грудью, наконец, впуская в себя новый Рим и новую жизнь.

Грэгхан кидал на меня пристальный взгляд периодически и неизменно сдержанно улыбался в ответ. Руки моей он так больше и не выпускал. И мне это очень нравилось.

— Расскажи, как ты познакомился с мамой? — вдруг спросила я.

Ожидала, что он вновь помрачнеет и начнет «леденеть», как обычно, но он вдруг улыбнулся и сильнее сжал мою руку.

— Первое знакомство прошло у нас приблизительно также, как и наше с тобой, только еще хуже.

— Хуже? — усмехнулась я.

— Да, — смутился он и некоторое время шел молча, прежде чем продолжить. — Я вел себя очень напористо: приказывал, требовал… в общем, напугал ее сильно. Тогда она и перестала со мной разговаривать, заметив, что такой «итальянец» для приличия хотя бы итальянский должен знать..

— А это тоже твоя работа — заманивать парфюмеров к вампирам?

— Каролина, — прорычал беззлобно он, притягивая меня ближе, — я не заманиваю парфюмеров!

Шедшая нам на встречу пожилая пара итальянцев с интересом уставилась на наш колоритный дуэт.

— Ну да, я забыла, — улыбнулась я бесстрашно, позволяя увести себя подальше от назойливого внимания, — ты предлагаешь контракты!

— Контракт я предложил только тебе, — терпеливо объяснил он, — а Изабелле я передал приглашение поступить в академию. Я случайно оказался тогда в Париже по делам, и мне нужно было доставить ее в Эдинбург.

— А дальше?

— А дальше мы долго не виделись, и я забыл о ней. Но получилось так, что мне понадобилась помощь академии и… — он усмехнулся, прикрыв глаза, — мне порекомендовали ее в качестве консультанта.

Я понимающе улыбнулась, злорадствуя и сочувствуя одновременно.

— Требовать смены консультанта было недопустимым, поэтому мне пришлось всеми силами реабилитироваться.

— Она не разговаривала с тобой, как и обещала? — удивилась я.

— Разговаривала, конечно… — выдавил он. — Но улыбнулась она впервые, когда я заговорил с ней по — итальянски…

Я тоже улыбнулась, хоть и старалась сдержаться.

— Когда мы закончили работу, я заказал ей матрицу…

— Она сделала матрицу для тебя? — сама не знаю, почему удивилась.

— Да, — ответил он.

И вот сейчас я бы отдала все, чтобы иметь возможность эту матрицу ощутить! Как именно она ее сделала, какие ноты включила? Что показалось ей основным, а что она оставила лишь в оттенках. Я закусила губу, полностью переключаясь на поглотившее меня чувство азарта, и совсем забросила свои обязанности гида. Мы шли по залитой солнцем мостовой, наполненной умиротворением ленивого субботнего утра.

— И все же я не понимаю, почему она не рассказывала про тебя никогда, — сказала я, провожая взглядом смешной маленький Фольксваген, похожий на драже с миндалем в пастельно-голубой глазури.

— Нельзя было, Каролина.

— Ну, может не напрямую, но сказать «у меня есть друг» она могла?

— А ты бы не стала допытываться, что за друг и почему ты его никогда не видела? — с сомнением покачал он головой, ускоряя шаг на переходе через дорогу.

Конечно, стала бы.

Оказалось, что Грэгхан и без меня прекрасно ориентируется. Мы вышли на главную площадь района Трастевере — Святой Марии. Это место было довольно популярным, но сейчас народу тут было еще не очень много. Фонтан в центре был практически безлюден. Я ополоснула ладони в его струях и с наслаждением приложила их к горящим щекам, стирая стягивающие кожу следы высохших слез. Грэгхан стоял рядом, поставив одну ногу на ступень, и осматривал здания, в колодце которых находилась площадь.

— А та фотография, что ты мне показал… — обернулась я на него.

— Это было в Эдинбурге.

- Она не была в… — я осеклась, досадливо выдохнув.

— Да, она была в Риме немного реже, чем ты думала, — кивнул он, пытаясь поймать мой обиженный взгляд.

С одной стороны все было понятно, но с другой — все же обидно. А с третьей — я была не знакома с большой и важной частью жизни своей матери. И это сильно обескураживало.

— Она продолжала работать в академии все эти годы, — вдруг выцвел его голос. — Фото было сделано прошлым летом…

А я вдруг вспомнила многочисленные ящички, привозимые ей из «Рима» с какими-то неизвестными мне образцами. На мои расспросы она отмахивалась и говорила, что это просто экспериментальное сырье. А я привыкла доверять ей…

— Вы не часто виделись, да? — спросила зачем-то.

— Очень редко, — нахмурился внезапно он и сцепил зубы, уставившись на переливающуюся воду.

И я снова убедилась, что была не одна со своей потерей. Ему было далеко не безразлично…

— Пошли, чаю попьем? — предложила я и сама взяла его за руку. Он, словно очнувшись, поднял на меня слегка растерянный взгляд и медленно кивнул.