Аромат волшебства. Книга вторая

До этого Витю дальше крыльца в дом хозяева не впускали. Даже еду ему выносили на улицу и на трухлявую ступеньку ставили. Как собаку кормили. Поэтому он, конечно, удивился. И оттого застыл.

– Давай-давай, заходи. Или думаешь, я тебя упрашивать стану бестолочь такую?

Поглядев в грозные очи жены Семёна Михалыча, Витенька ещё раз поправил свои штаны и боязливо открыл дверь. После чего, с ощущением, что переступил порог логова дракона, замер.

– Вот дурной какой! – тихо воскликнула женщина, всплеснув руками. – А добро чего на улице оставил? Бери не хочу, да?

– Какое добро?

– Ах ты мешок, что мы тебе выдали, за добро не считаешь?

Упёртые в бока руки женщины вынудили Витьку шустро сбегать туда-обратно. Он вернулся так скоро, что взгляд фурии немного смягчился. Она, конечно, фыркнула, но не так грозно.

– Значит так, дальше этого комода заходить тебе запрещено, – грозно указал кривоватый женский палец мальчику на громоздкую мебель. – Понял?

– Понял, миссис.

– Спать будешь вот здесь.

При этих словах женщина подошла ближе и отодвинула в сторону шторку. За ней оказалась маленькая кладовая, где хранились метёлки и вёдра. Места в ней было всего-ничего, только-только ребёнку лечь, ноги поджав. Но Витёк и такому рад был. Всё крыша над головой. Так что он просиял и даже немножечко возгордился – заслужил ведь ночлег своим трудолюбием.

– Вот до чего наглая морда, – тут же разозлилась жена трубочиста. – Стоит, лыбится, а спасибо не дождёшься. Неблагодарный паршивец!

– Спасибо, спасибо большое, – тут же горячо зашептал Витька.

– Тихо ты, мужа разбудишь!

– Да я встал уже, – позёвывая вышел из коморки-спальни Семён Михалыч и первым делом с нежностью шлёпнул жену по заду. Та от этого ойкнула и полотенцем, что в руках держала, его по лицу игриво хлестнула. – Завтрак готов?

– Вчерашние яйца варёные и оладьи. Вот-вот поспеют. Тесто готово, испечь осталось.

– Давай тогда шустрее, а то есть хочется аж живот сводит.

Семён Михалыч уселся за стол, а Витёк в свою кладовую юркнул и из-за шторы подглядывать начал, как мастер от скорлупы яйца чистит, оладий дожидаясь. Всё надеялся, что его подзовут и кусочек съестного бросят. Или хотя бы душистой оладушкой побалуют. Но нет, никто мальчика не накормил. Однако интерес его заметили.

Покуда Семён Михалыч снаряжение в своём мешке проверял, хозяйка дома, вновь отодвигая занавеску, непривычно ласково улыбнулась Витьке.

– Чего, горе луковое, тоже есть хочешь? – мягко спросила она, и малыш тут же энергично закивал головой. – Ну смотри, могу с завтрашнего дня тебя завтраками кормить, а не только обедом. Но тогда никакого медяка в конце дня не получишь. А то и так жирно устроился!

На медяк можно было купить разве что приплюснутый хлебец размером с ладошку, а потому про какое «жирно» вела речь эта женщина вопрос ещё тот. Но Витёк, представляя как он засунет себе в рот масляные оладушки, аж просиял.

– Да, миссис, хочу! – радостно сказал он, ещё не зная, что ничем кроме жидкой похлёбки эта благодетельница кормить его не намерена.

– Вот и договорились.

Улыбка жены Семёна Михалыча стала какой-то хищной. А затем она, бросив довольный взгляд на супруга, снова на мальчика внимание перевела.

– Давай уже. Дуй отсюда на улицу, а то разлёгся, как барчук какой-то!

Эх, мог бы рассказать Витька, что барчуки в такие чуланы даже в прятки играя не заглядывают. Но кто бы ему поверил? И зачем ему что-то кому-то рассказывать? Мальчик с горечью подумал, что не нужен он Грызню. Вона сколько дней назад он с братцем из дома сбежал, а отчим только из-за книги своей взволновался. Ещё и ищейкам пожалился, чтобы в тюрьму их, сирот, засадить. Для него они убийцы и воры. А ведь не думалось им красть ничего. Взяли всю пакость его несусветную токмо чтобы матушку воскресить! Ради дела благого, а не гиблого.

… Но где это докажешь тому, кто слушать тебя не желает?

Нет, не стал бы Грызень его, Витеньку, слушать. Чужой он ему после смерти матушки стал. И Федюня запропал куда-то. О Витале давно уж тоже ничего не слышно. Даже матушка, матушка с Аделей и то ему отчего-то больше не снятся!

Губёнки малыша затряслись. Тело его даже обмякло от беспросветного отчаяния, перед глазами от желания разрыдаться затуманилось всё. Но тут мастер Семён за ухо его цепко ухватил.

– Вечно ворон считаешь! – ругаться начал. – Давай ужо, пошли. Деньги сами себя не делают!

***

Не только Витёк испытывал на себе в этот день недовольство старших, но и Николас Брейтон тоже. Правда, он поступил так, как некогда советовал ему его отец – постарался увидеть в дурной ситуации хорошее.

И надо же, у него получилось!

«Сущая удача, что триста сорок семь лет назад сущность Тринадцатого не явилась на зов Алрика ван Донатана, – оптимистично рассудил мужчина. – Будь оно иначе, в нынешние времена она бы почиталась так же, как прочие, и на меня бы осуждающе смотрели не одиннадцать, а все двенадцать архимагов».