Если по истечении долгих дней у нее появятся сомнения — а сомнения у Эмили есть и сейчас, — то и тогда она воспримет их как естественные. Им обоим предстоит совершить непростой шаг, который изменит жизнь обоих. И если, когда он заговаривает о браке, порой ей кажется, что он имеет в виду что-то иное, что-то более абстрактное, и, возможно, более возвышенное, чем себе представляет она, ну что ж, она и к этому готова. Он идеалист — и Эмили это в нем больше всего восхищает.
Не любовь будет крепить их брак: скорее брак будет крепить их любовь. Она страстно верит в это, но все же не может удержаться от вопроса: что если все-таки так не случится?
Пинкер видит, что зря полагался на политиков. Если что-то требуется предпринять, пусть лучше этим займутся деловые люди. Продажи «Кофе Кастл» постоянно растут, и денег у него полно. Правда, Хоуэлл перенял его тактику, запустив в оборот и свой кофе в упаковке под названием «Высокосортный кофе с плантаций Хоуэлла», но Пинкер уверенно опережает своего соперника. Он вводит новые формы упаковки — по полфунта, по четверть фунта, и даже новый вид тары — плотно закрывающуюся жестяную коробку, в которой можно хранить молотый кофе по нескольку недель. Рекламисты из лондонской конторы Дж. Уолтера Томпсона именуют такой кофе «долговечным». Они корпят над выпуском дюжины рекламных объявлений в неделю, каждое из которых целенаправленно вдалбливает в головы покупателей, что «Кофе Кастл» — неотъемлемая часть счастливого брака.
Линкер долгие часы проводит в своем кабинете, планирует, выстраивает, обдумывает тактику действий.
Глава шестьдесят вторая
В целом, решила Кику, все идет как надо. Алайе приятно ходить за таким большим и уважаемым человеком, как масса Уоллис. Масса Уоллис, хоть по-прежнему говорит мало, начал снова есть, и каждый день он трудится в лесу, собирает кофе. А Тахомен каждую неделю проводит с ней по нескольку ночей, не всегда, правда, занимаясь любовью. Ведь, хоть она еще вполне молода, чтоб зачать ребенка, но, все же не настолько, чтобы слишком изнурять себя. Они просто разговаривают, обсуждают то да се, перебирают деревенские сплетни, и потом засыпают, уютно и привычно лежа в объятиях друг у друга. И хотя еще рано пока говорить, будет ли ей послан еще один ребеночек, и, конечно, еще совсем рано, чтобы узнать, останется ли ребеночек с ними или будет отозван далеко-далеко. Хотя шепот леса обнадеживал.
Однако вопрос с массой Уоллисом по-прежнему не был решен. И наконец Кику поняла, что время для этого настало. Она дождалась, когда собрался совет старейшин, чтобы обсудить деревенские дела, и тогда воздела вверх свою палку
— Сыновья женщины, дочери женщины! — начала она.
— Говори! — кивнул ей Тахомен. — Мы слушаем.
— Все вы помните, — сказала Кику, — когда пришли белые люди,
Но не думайте, что все вернется к тому, как было раньше. Уже доходят до наших ушей рассказы о других белых фермерах, что приходят в наши долины. Уже наведываются торговцы в наши края, несут продавать корзины с товаром, высматривая, что можно купить или обменять.
Лес может вырасти снова, но он не сможет защитить нас от очередного белого человека, который придет сюда и захочет повалить лес и все засадить прямыми рядами. Мы можем сказать белому человеку, что его планы не сбудутся, что дикие кабаны пожрут его всходы, а солнце иссушит его саженцы, только белый человек нас слушать не станет, потому что такова его натура.
— Что ты предлагаешь? — раздался чей-то голос. — Или ты, как та собака, лаешь, когда гиены уж и след простыл?
Кику покачала головой:
— Я как тот паук, который говорит: одну паутину порвать легко, а тысячью паутин можно связать льва. Вот что предлагаю я. Белый человек платил нам деньги за наш труд. Вместо того, чтобы самим их потратить, мы должны отдать их ему назад.
Наступила долгая тишина; жители осмысляли такое странное предложение.
— Масса Уоллис не должен здесь оставаться, — пояснила Кику. — Пока он не уйдет, не будет тут
— Но тогда у нас самих не останется денег, чтобы купить одежду или пищу нашим детям. Вся работа, которую мы проделали для белого человека, пойдет насмарку, — сказал кто-то.