Ароматы кофе

Но порой я обнаруживал, что меня влечет и к более опасным играм. Однажды днем я шел какой-то тихой пристанью, как вдруг уловил едва ощутимый пряный запах курящегося опия. Мне хватило мгновения, чтобы понять, откуда он. Я скользнул в проулок в нужном направлении и оказался посреди заброшенной верфи. Идя по запаху, как по проложенному следу, я дошел до невзрачной двери. Из-за плотно прикрытых ставнями окон складского помещения не доносилось ни звука. Но едва я постучал, дверь скрипуче приотворилась, и возник китаец с высохшей физиономией. Я показал ему пару монет. Дверь в безмолвии распахнулась, меня впустили внутрь. На многочисленных лежанках и койках, гигантскими голубиными гнездами протянувшихся вдоль помещения далеко в пространство и терявшихся в темноте, лежали или сидели, опершись на локоть, попыхивая изогнутыми глиняными трубками, люди с остановившимся взглядом, укрытые подоткнутой одеждой, точно египетские мумии.

В центре помещения на раскладном столе под приглядом старого китайца располагались объекты торговли: многочисленные трубки, иные длиной с трость, небольшая жаровня с тлеющими углями, весы.

Я заплатил шиллинг, и трубка была наполнена смолистым содержимым, затем поднесена к огню, чтобы поджечь. Едва трубка разгорелась, я взобрался на койку, указанную мне, и предался действию опиума. После пары затяжек почувствовал смертельную усталость, все тело настолько ослабло, что я едва мог держать трубку в руке. Цвета, казалось, сделались ярче, звуки отчетливей; немой, грязный склад внезапно превратился в роскошный дворец, весь в сиянии огней, приглушенных звуках и едва уловимых сладких мелодиях. Вокруг меня порхали бесчисленные сюжеты, замыслы. Я ловил обрывки возбужденной речи. Меня охватило вдохновение. Восхитительные рифмы кружились в голове, все в каком-то алгебраическом переплетении. Помнится, явилась мысль, будто математика и поэзия явления равно поразительные, будто они неотделимы друг от друга. Вдруг почему-то представилось, будто я путешествую по морю. Я совершенно явственно ощущал соленый привкус на губах, вкус съеденного только что за обедом черепашьего мяса и последовавшего за этим глотка рома. Я даже чувствовал на щеках легкую пряность теплого африканского ветра. Потом провалился в глубокий сон.

Я проснулся оттого, что старый китаец грубо тряс меня за плечо, требуя денег: с трудом поднявшись на ноги, я обнаружил, что прошло уже восемь часов. Стоит ли говорить, что я не помнил ни единой из тех блистательных фантасмагорических рифм. Шатаясь, я вышел на улицу, отыскал кэб и отправился домой. На другой день я все еще пребывал в состоянии сонливости и головокружения, так что Эмили встревожилась и велела мне ехать домой. Я поклялся никогда больше не повторять подобных попыток, но при всем этом испытывал тоску по тем сверкающим, зажигательным видениям; как Калибан, я, проснувшись, жаждал вновь погрузиться в сон.

Но вот аванс мой был истрачен. Каким-то образом я просадил тридцать фунтов примерно за столько же по количеству дней. Отвратительное это было место, лавка ростовщика на Эджвэр-роуд. Ее хозяин, старик-русский по имени Айк, брал все подряд от ювелирных изделий до всякого тряпья, и когда входишь внутрь, в ноздри ударяет кисловатый запах плесени, который старьевщики именуют «первородным» и который слегка отдает влажным, преющим мехом.

— Доброго утра, молодой человек, — произнес Айк с беглой улыбкой, потирая руки за прилавком. — С чем пожаловали?

Я выложил на прилавок томик стихов Кавентри Пэтмора в изящном кожаном переплете, три шелковых жилета, которые уже не носил, две высоких бобровых шапки, резную трость из слоновой кости.

— Красивые вещи, — сказал Айк, похотливо ощупывая разложенный товар. — Очень красивые.

— Сколько?

Достав огрызок карандаша, он поскреб в затылке, не сводя с меня хитрых глаз. Игра была мне известна: величина суммы, которую он назовет, зависит не столько от ценности того, что я предлагал, сколько от того, до какой степени, по его мнению, я нахожусь в безвыходном положении. Я постарался изобразить на лице полное равнодушие.

— Три гинеи, — произнес Айк наконец, вычерчивая цифру на грязном обрывке бумаги, тем самым как бы подчеркивая ее непреложность.

— Я рассчитывал на шесть.

Айк с улыбкой развел руками:

— Ведь это надо еще продать!

— Пожалуй, я обратился не по адресу. Наверно, проще отправиться с этим в Вест-Энд.

— Там, сэр, народ знающий. Лучшей цены вам не предложат. — Он осклабился: — Конечно, если вы желаете больше наличными, я всегда смогу вам выдать авансом некоторую сумму.

— Не подозревал, что вы предлагаете подобные… услуги.

— Обычным порядком нет, сэр, о, нет! Но такому господину, как вы, в счет будущих возможностей… Возьму с вас за это весьма по-божески.

— Вы и за аванс взимаете долю?

Снова Айк развел руками:

— Небольшой процентик, понедельный.

— И на сколько могу я рассчитывать?

Снова улыбка:

— Пройдемте-ка ко мне в контору, там и с бумагами разберемся.

Глава четырнадцатая