Дождавшись пацана и объяснив ему ситуацию, Сколотов отпустил пленника, оставшись стоять около дома. Подросток сильно нервничал — когда он выходил из убежища, все были на месте, но за пару часов это могло измениться. Он с сомнением посматривал на своих провожатых, не понимая, что может помешать сектанту просто сбежать, не сказав ни слова. Доковыляв до конца улицы, оборванец обернулся и проорал:
— Можете попытаться выковырять своих щенков из зубов заглота, суки! Попробуй меня поймать, ублюдок! — лжефанатик резко развернулся и припустил по дороге с такой скоростью, что ему позавидовал бы олимпийский спринтер. Все раны и хромота вмиг пропали, мужик несся, не разбирая дороги. Диана наклонилась к Йорку:
— Знаешь, о чем он говорил?
— Да тут есть одно место, канализационный люк прямо в логово заглота. Наверное, там.
— Отлично, — красавица, прикрыв рот, прошептала пару фраз, и тут же убегающий сектант замер, как будто врезавшись в невидимую стену. Прямо перед ним из тени проявился Адайр, одним движением вырвав кинжал из живота хрипящего бегуна.
— Все по-честному, как ты и хотел. Но вот отпустить такой кусок говна на свободу я не могу, уж извини, — второй удар в горло закончил жизнь предприимчивого оборванца. Сколотов мог понять его желание вырваться из безнадеги уличного существования в Амиладее, но никак не мог принять сделанный им выбор. Ради собственной шкуры помогать фанатикам скармливать детей монстрам ненормально для здорового человека. Если уж совсем край, бери дубину и попытай счастье в охоте на тех же плевунов — пришибешь парочку, и на тарелку грибной каши уже хватит. Или еще как извернуться, большинство вариантов в этой ситуации предпочтительней того, что он выбрал.
Сколотов развеял фантома, замещавшего его, и обратился к Йорку:
— Ну что, доведешь куда надо — попробуем что-нибудь сделать, — тот кивнул и, не теряя времени, потянул их с Дианой за собой.
Сначала Олег пытался запоминать дорогу, по которой их вел маленький проводник, но через десять минут бросил это гиблое дело — по сравнению с обжитой частью города заброшенный район представлял сплошную свалку. Амиладея, конечно, сама по себе была местом не особо презентабельным, и определение “помойка” подходила почти для каждой улицы, но эта часть выделялась даже на их фоне. Относительно целых домов осталось совсем немного, в основном торчали остатки разбитых до основания стен и заваленные мусором фундаменты, груды булыжников громоздились посреди улиц, в глубоких ямах собирались грязно-коричневые лужи. Периодически часть мостовой просто исчезала, открывая резкие обрывы в канализацию, на дне которой торчала острая проржавевшая арматура. По улицам бродили искаженные: недопсы, плевуны, крысюки и другая подобная мелочь чувствовала себя на поверхности как дома. Йорк сказал, что они практически не передвигались по городу, используя исключительно безопасные тропы, приводящие к границам других кланов, но даже там всегда существовала опасность нарваться на загулявшую тварь, поэтому старшие каждый день проверяли местность вокруг этих лазов. Олегу было очень интересно, что за пути используют львята, и этот вопрос непременно будет задан после операции спасения по кодовым именем “свернуть шеи всем двинутым и вытащить мальцов”. Да, название так себе, зато точно отражает настроение, с которым он пробирался сквозь завалы, попутно отбиваясь от монстров.
Искомый люк обнаружился там, где и положено. Йорк вывел их точно к нужному месту — небольшой заваленной обрывками тряпок площадке, по центру которой располагалась открытая шахта канализации. Рядом стояли двое покачивающихся детей, одна девочка лет тринадцати и десятилетний пацан. Оба были одеты в рваные накидки с криво намалеванными изображениями кровоточащих глаз. По кругу стояли два кольца сектантов — изрезанные оборванцы снаружи и более богато разодетые внутри; около детей терся и вовсе странный тип — высокий, тощий, горбатый мужик в шубейке из разноцветных лоскутов преимущественно коричневых оттенков, он был похож на взбесившуюся кочку. Даже по сравнению со своими собратьями человек-кочка был сильно исполосован — на его теле не было ни единого чистого клочка кожи, только кое-как зажившие рубцы и уродливые шрамы, избавленная от растительности голова была испещрена выжженными клеймами в виде кровоточащего глаза. Правая рука заканчивалась неровным куском металла — похоже, сумасшедший просто засунул свою ладонь в раскаленное железо и дождался, когда оно застынет. В левой он держал кривой деревянный посох, заканчивающийся подвешенной медной сферой из тонкой проволоки, в которой перекатывались светящиеся кусочки бледного камня. Дети были явно не в себе, с абсолютно пустым взглядом они топтались на месте, раскачиваясь и мыча в такт сектантам, которые завывали какой-то тягучий мотив, пока безумный шаман, которого Сколотов про себя окрестил Пнем, воздев руки к небу, орал во все горло: