С особым удовольствием я смотрела, как их ученые объясняли механизм вселенной – от классической аристотелевской модели небесных сфер через законы Ньютона до общей теории относительности Эйнштейна.
В число моих любимых гипотез вошла диковатая идея, что движение быстрее света нарушает закон причинности. Когда-то она числилась научной. Конечно, самое мое существование доказывало ее ошибочность.
Представьте, что вы запускаете ракету к планете в световом годе от вас. В свой телескоп вы видите ее такой, какой она была двенадцать месяцев назад. Предположим, запущенная вами ракета движется вдвое быстрее света. Она ударит по планете через шесть месяцев, а свет от ее разрыва доползет к вам только через год. От нажатия кнопки «пуск» до зримого результата пройдет восемнадцать месяцев. Между причиной и следствием есть четкая граница.
Да, возражает теория, но как насчет людей на планете-цели? Они увидят пуск вашей ракеты через шесть месяцев после ее падения им на головы. То есть причину катастрофы обнаружат через полгода после ее воздействия.
Смешной аргумент. Вы выпустили ракету, и через шесть месяцев она попала в цель. Тот факт, что свет от последствий вашего действия так долго ползет через разделяющее вас с целью пространство, ничего не меняет – как ничего не меняет факт, что молнию вы видите прежде, чем слышите гром. Оба события подчиняются законам природы, просто их следствия добираются до вас с разной скоростью. Нарушит ли закон причинности пуля, попавшая в вас раньше, чем вы услышали выстрел? Нет, не нарушит, как и пуля, которая попадет в вас прежде, чем вы
Так, во всяком случае, мне объяснили.
Вот в чем беда со сверхсветовыми перемещениями через высшие измерения. Они сунули палку в колеса человеческой физики.
Мне-то это безразлично. Разве падающая бомба интересуется законом тяготения? И какое дело парящему коршуну до сложностей физических законов, удерживающих его в воздухе?
Глава 15
Джонни Шульц
Спящий корабль нимтокцев вырастал перед нами, как скалистая гора. Все обычные для астероидов выбоины и трещины без застилающей взор воздушной дымки вырисовывались резко и четко.
Мы целили в грузовой люк, утопленный в маленьком кратере на расстоянии полукилометра впереди кормы. Когда оказались там, «Люси» уменьшилась до размеров поломанной игрушки. Я проводил взглядом ее изувеченный, медленно переворачивающийся корпус, уносящий с собой тела наших погибших товарищей, и дал себе слово когда-нибудь вернуться за ними, чтобы достойно похоронить останки.
– Можно начинать, босс, – сказала Лена Келли, уже успевшая включить вакуумный резак.
Я махнул рукой в сторону люка:
– Действуй.
Надо было как можно скорее попасть внутрь.
– Погоди! – Эддисон закрепилась в уголке люковой ниши. – Здесь панель. По-моему, я смогу открыть.
– Ты успела выучить нимтокский?
– Нет, но здесь всего одна кнопка. Думаю, с первого нажатия дверь открывается, а со второго закрывается.
Я заметил, как насупилась в шлеме Келли, и улыбнулся про себя.
– Ладно, умница, – обратился я к Эддисон. – Нажимай, что ли.
– Уже.
Сначала ничего не случилось. Потом люк сдвинулся. Он рывком дернулся на полсантиметра вверх и тихо откатился в сторону, скрывшись в стенном пазу. За ним обнаружилась большая цилиндрическая полость и еще одна дверь в ее дальнем конце.
– Этот корабль рассчитывали на много поколений, – объяснила, подтягиваясь внутрь, Эддисон. – Главное управление им пришлось сделать очень простым.
Все один за другим последовали за ней, и только я, пропустив их, задержался на поверхности – развернулся, чтобы еще раз увидеть «Люси». Там остались четверо из моей команды – пятеро, если считать сам корабль. Но некогда было горевать и корить себя. Некогда было думать, что все они были бы сейчас живы, если бы не присоединились к очередной моей дурацкой затее. Пятеро членов экипажа еще дышали и рассчитывали, что я помогу им выбраться отсюда. Я приказал скафандру сохранить позицию и траекторию «Люси» на будущее и повернулся к ней спиной. Мертвые подождут.
С решимостью, смешанной с ужасом, я забрался в шлюз. Как только освободил люк, Эддисон нажала кнопку на стене, и наружная дверь медленно задвинулась, отрезав нас от утешительного света звезд.
Меня прозвали Счастливчиком примерно со времени покупки «Люси». Я в семнадцать лет страшно любил прихвастнуть. Наврал, будто выиграл ее в карты, а люди поверили. Торговцы – народ с предрассудками, и вскоре все мои успехи – каждая окупившаяся сделка, каждый сбытый за приличную цену груз – стали приписывать удаче, а не моим деловым способностям. Везение – особая штука, оно не существует, если его не искать. Но стоит на него положиться, и оно уже мерещится на каждом шагу.
Если я сумею продержаться до прихода спасателей, моя репутация еще укрепится, несмотря на потерю членов команды и разбитый корабль. Мне достаточно выжить, чтобы суеверные портовые крысы убедились: я по-прежнему любимчик фортуны.