Арт-терапия – новые горизонты

На момент нашей встречи Пиа исполнилось 27 лет. Она была высокой, худощавой женщиной с короткой стрижкой и миловидным лицом. Из-за угловатых движений, высокого роста и худобы она чем-то напоминала подростка. Она любила складывать руки на груди и оглядывать группу холодным, бесстрастным взором.

Во время первых сессий, проходивших в 1990 г., Пиа проявляла к двигательным упражнениям интерес, однако не торопилась их выполнять. Хотя в начале работы некоторые участницы выглядели сонными, к Пиа это не относилось. Испытывая тревогу, она могла подойти к листу бумаги и начать рисовать. У нее были определенные способности к рисованию, и она наносила на бумагу четкие, ясные контуры фигур, всегда представлявших собой изображения животных или природных объектов. Ее движения были угловатыми и скованными. У меня часто возникало ощущение, будто она боится упасть с высоты. И действительно, в ходе шестой сессии она упала и сломала правое запястье (рисовала она правой рукой). Перелом парадоксальным образом знаменовал собой постепенное развитие у Пиа способности ощущать свое тело. Некоторое время она не могла рисовать и как никогда боялась двигаться. Во время сессий она лишь сидела и наблюдала. Характерный для нее страх движений (наблюдавшийся как до, так и после падения) усиливался из-за ее чрезмерной фиксации на том, что Лабан (Bartenieff, Laban, 1980) называет ближней кинесферой. Когда же она снова начала рисовать, ее длинные и тонкие руки, кисти и пальцы начали словно «плясать» на бумаге.

Обычно Пиа молчала и очень неохотно рассказывала что-либо о себе, если не считать коротких, ироничных, самоуничижительных характеристик в свой адрес. Создаваемые ею поначалу изображения животных, казалось, подчеркивали ее потребность в чем-то, что она не могла почувствовать, и указывали на свойственную ей амбивалентность и механизм расщепления. На рисунке (рисунок 1), созданном ею до перелома, представлены изображения двух животных, говорящих о своем желании обрести то, чем владеет другой. Слон говорит: «Я хочу быть таким же легким, как бабочка», а бабочка выражает желание обрести «приятную тяжесть слона».

Рис. 1. Изображение слона и бабочки

Эти изображения позволили Пиа выразить те ощущения, которые она не могла передать с помощью движений. На другом рисунке она изобразила огромного динозавра и крошечного муравья. Ее рисунки, как правило, занимали много места. В отличие от других участниц группы она обычно захватывала обширное пространство на листе бумаги, что, по моему мнению, отражало ее потребность иметь достаточно жизненного пространства. В то же время, это могло говорить о ее страхе близких отношений. В моменты напряжения и иных сложных переживаний Пиа старалась расположиться ко мне поближе, когда мы, например, ложились на пол. Однажды я слегка прикоснулась к ее голени. Хотя мое прикосновение, выражавшее поддержку, было понято Пиа именно так, она не смогла его вынести. Она болезненно воспринимала любой тактильный контакт, хотя и понимала, что он может иметь положительную окраску.

Незадолго до падения Пиа создала еще один рисунок (рисунок 2). На нем изображено дерево, ствол которого расщеплен, символизируя разделение жизни и смерти. Та часть, которая символизирует жизнь – изображение коричневой ветви с зелеными листьями – крупнее, чем та, которая символизирует смерть и нарисована черной краской. Позднее Пиа неоднократно рисовала деревья, поясняя, что листья обозначают глаза, из которых капают слезы и кровь.

Рис. 2. Дерево с расщепленным стволом

Пиа удивили созданные ею рисунки. Она ничего подобного не рисовала по меньшей мере два года, с того времени, как в результате приема наркотиков почувствовала себя совершенно апатичной и ослабленной. Она также заявляла, что из-за дрожания рук она была не способна нарисовать ровную линию, а из-за своего стремления создавать красивые рисунки она не могла себе позволить рисовать дрожащими руками. Пиа очень боялась, что из-за наркотиков больше не сможет рисовать.