Прежде всего, мне хотелось бы обозначить некоторые специфические особенности упомянутых мною выше понятий применительно к конкретной группе. Во-первых, в психотерапевтическом пространстве отсутствовали физические объекты, и мне пришлось предоставить их участницам группы. Лист бумаги являлся коллективным объектом, позволяющим отобразить социальную и индивидуальную организацию. Поскольку это был коллективный объект, он также давал женщинам возможность обнаружить сходства и различия между собой. Бумага всегда находилась в группе, участницы могли по своему желанию пользоваться ею или нет. Я обращала их внимание на этот лист бумаги не часто, иногда они сами вспоминали о его присутствии, когда хотели поговорить о нем. Бумага не использовалась мною специально для того, чтобы участницы группы передавали в рисунке свои чувства. Однако они знали, что в конце сессий я убираю бумагу, и что для обсуждения уже созданных на ней рисунков они могут попросить меня оставить ее на месте, если захотят.
Теории лабановского движения (Bartenieff, Laban, 1980) и двигательного профиля Кестенберга (Kestenberg, 1975) позволяют считать, что бумага способствовала психическому регрессу. Она всегда располагалась на полу в горизонтальном положении, что создавало возможность для коммуникации, связанной с оральной фазой развития (согласно Кестенбергу). Между участницами группы и бумагой при этом формировались диадические отношения.
Когда участницы решали подойти к бумаге, это действие можно было рассматривать как автономное движение по направлению к объекту, предполагающее возможность прямого контакта и фокусировку внимания. В начале сессий для участниц группы были характерны такие жалобы, как «меня ломает», «моя голова сегодня пустая», «меня как будто здесь нет», «я себя не чувствую» и т. д. Подобные заявления, как правило, произносимые очень тихим голосом, в сочетании с характерным для многих женщин страхом собственного тела делали для них движение слишком сложным и абстрактным материалом. Бумага же позволяла соединить тело и разум с целью самовыражения и предъявления себя окружающим. То, что не могло быть выражено в движениях или вербально, могло быть выражено на бумаге. Движения участниц группы к бумаге или от нее, то положение тела, которое они принимали во время рисования, и то, как они рисовали, являлись составной частью двигательной активности пациенток в ходе сессий. Иногда приближение какой-либо женщины к бумаге обозначало ее отделение от меня и от группы. С точки зрения анализа движения имело значение то, какие потребности участниц группы удовлетворялись благодаря их взаимодействию с бумагой. Приближение к бумаге могло иногда попросту свидетельствовать о потребности женщины побыть в одиночестве, поиграть с красками и формами.
Движение к бумаге и рисование на основе движения были тесно взаимосвязаны. Я не пыталась четко разделить причину и следствие. Движения и рисование выступали как составляющие единой активности группы. Я, конечно же, в большей степени следила за движениями участниц группы и анализировала их. В определенном смысле я часто оставляла бумагу без внимания. Значение бумаги как переходного объекта заключалось не в ее символической ценности, а в ее конкретности и постоянном присутствии в кабинете (Winnicott, 1971).
Я работала с бумагой «в тандеме»: как группа могла в определенные моменты игнорировать бумагу, а иногда испытывать в ней потребность, рисовать, а затем оставлять ее, так и меня саму могли игнорировать или нуждаться во мне, проецировать на меня свои чувства и даже обнимать с любовью.
Танцедвигательная терапия предполагает «вслушивание» в тело. Мне кажется, что мне удалось создать в группе удерживающую атмосферу, и при этом, как пишет Боллас, я была «менее значима и определяема в качестве объекта, чем в качестве процесса, связанного с накоплением опыта внутренней и внешней трансформации» (Bollas, 1987). Техники танцедвигательной терапии позволили Пии расширить диапазон своей двигательной активности. Бумага позволяла ей двигаться визуально, самой выбирать и контролировать направление этого процесса. Являясь частью психотерапевтического процесса, бумага выступала для отдельных участниц группы в качестве переходного объекта. Женщины «находили» меня и бумагу подобно тому, как дети находят то, что им интересно, исследуя вокруг себя разные предметы.
В случае с Пиа бумага выступала в качестве средства трансформации; к концу работы участницы группы проецировали на нее визуальные образы и затем осознавали их. Движения и рисунки служили превращению животных и природных образов во внутренние я-объекты, удерживающие ощущения и чувства, осознанные участницами группы.
А теперь я опишу процесс работы Пиа в группе танцедвигательной терапии и ее переход от животных (инстинктивных) форм к осознанным ощущениям и чувствам.