Обсуждая со мной дочь подобным образом, миссис Ли вызывала у Кристины ощущение ее собственного отсутствия, которое могло выражаться по-разному: Кристина или чего-то не слышала, или делала вид, что не слышит, представляя себя находящейся в каком-то ином месте, либо ощущала себя «неживой» и отстраненной от своих чувств. В этой ситуации девочке, конечно же, было трудно взять на себя ответственность за то, что она чувствовала или делала.
Миссис Ли не осознавала значимости происходящего и была не способна побудить Кристину к игре, активности и фантазии. В какой-то момент беседы миссис Ли заявила, что один из друзей Кристины наплевательски к ней относится, и я подумала, что девочка, наверное, почувствовала, что так оно и есть.
В процессе этой беседы были затронуты темы смерти бабушки Кристины, гибели одного из близнецов во время рождения, а также того факта, что у Кристины «два отца» и что она иногда вспоминает про Боба (как я в дальнейшем узнала, этот человек некоторое время жил с миссис Ли вплоть до того момента, как год назад покончил жизнь самоубийством). Кристина села к матери на колени, и они начали, раскачиваясь, петь: «Боб играл на пианино». Было видно, что миссис Ли испытывает при этом замешательство. Оно было вызвано в том числе и тем, что воспоминания Кристины были неприятны миссис Ли. Обращаясь ко мне, она заметила, что Кристина «вспоминает то, что хочет».
Прежде чем наша встреча закончилась, миссис Ли сказала, что рисунки Кристины следовало бы по окончании арт-терапии повесить в помещениях центра, чтобы их видели персонал и родители. Я вновь пережила весьма сложные чувства по поводу того, что миссис Ли довольно бестактно пытается сделать чувства Кристины предметом «экспонирования».
Обсуждение
После этой встречи у меня возникли определенные соображения. Во-первых, я подумала, что возникшее у миссис Ли ощущение, будто арт-терапия связана с «экспонированием», отражало ее перенос на меня и ситуацию в целом. В обществе часто оценивают женщин на основании поведения или достижений их детей – это делают их родственники, друзья, незнакомые люди и они сами. Женщины, которые принимают наркотики, могут особенно остро ощущать, что окружающие и социальные службы оценивают, насколько они хорошие матери, и это может иметь для них драматические последствия (именно так оно и было в случае миссис Ли). Такая оценка может в какой-то мере обусловливать затруднения в формировании и соблюдении психологических границ в отношениях между женщинами, страдающими наркотической зависимостью и их детьми.
В подобных условиях нормальные защитные и интроективные паттерны в отношениях между родителем и ребенком могут серьезно искажаться. Ребенок может испытывать на себе определенное «давление»: он может ощущать, что его хотят «подогнать» под некий образ, соответствующий проекциям родителей (Ogden, 1979, 1982). Описанное Винникоттом «ложное я» (Winnicott, 1947) ребенка может формироваться вследствие его попыток защититься от проективной идентификации родителей.
В определенной степени данная встреча была призвана укрепить психотерапевтический альянс. Кристина «обнажала» передо мной свои чувства. Принятие и осознание мною душевной боли и противоречивой зависимости девочки от миссис Ли позволили ей в какой-то мере освободиться от защищавшего ее «ложного я». Проявления беззащитности и ранимости Кристины стали менее заметны благодаря созданию психотерапевтического пространства и отражению ее чувств в рисунках, созданных в моем присутствии.
В ходе последующих нескольких сессий образ «плохой матери» постепенно терял для Кристины свою актуальность по мере того, как ей удавалось интегрировать положительные и отрицательные проявления своей личности и опыт своих отношений с окружающими.
Я напомнила Кристине, что следующая сессия будет последней перед двухнедельным перерывом. В ответ она начала агрессивно резать целлофановую пленку, покрывавшую ковер. Затем девочка начала играть со мной в прятки, пытаясь таким образом исследовать свои чувства, связанные с сепарацией. Она энергично заворачивала изобразительные материалы в целлофан и прятала их под пленку. «Вы должны отгадать, где вещи… Вам нельзя смотреть, куда я их прячу. Вы должны догадаться, что именно я спрятала», – говорила она. Эта деятельность, возможно, являлась для нее защитой от чувств, вызванных предстоящей разлукой.