Арт-терапия женских проблем

Центр предоставляет целый спектр психологических услуг, преимущественно в форме индивидуальной психотерапии. Работающая на основе феминистского подхода С. Джойс (Joyce, 1997) подчеркивает, что психотерапия не должна рассматриваться в качестве единственного и наиболее эффективного инструмента помощи жертвам насилия, ведущего к перестройке их поведения и отношений. Поскольку деятельность Центра осуществляется в тесном взаимодействии с различными службами, клиенты получают информацию о разных видах психологической помощи, включая группы драматерапии, художественной практики и арт-терапии, музыкотерапии и занятий на ударных инструментах, литературного творчества, а также групп психологической взаимопомощи. Индивидуальная помощь, оказываемая Центром, включает индивидуальное консультирование и арт-терапию. Клиентам и специалистам доступна богатая библиотека Центра.

Атмосфера в Центре теплая, комфортная и располагающая к контакту. Центр обладает четырьмя небольшими помещениями для индивидуальных консультаций и одной большой и светлой комнатой для различных видов групповой работы. В ней легко перемещается мебель, и присутствующие могут воспользоваться подушками, чтобы располагаться на полу. Индивидуальные и групповые арт-терапевтические занятия проводятся именно в этой комнате.

Клиническое описание случая

Все детали, которые позволяют идентифицировать клиента, исключены из описания. Мэй участвовала в подготовке статьи и добавляла свои комментарии. Было проведено 24 занятия, каждое продолжительностью один час.

В предыдущие три года Мэй время от времени посещала психиатрический дневной стационар. В прошлом у нее отмечались депрессивные эпизоды, во время которых она в течение нескольких недель не могла работать. После попытки суицида (прием большой дозы медикаментов), беседуя с медицинской сестрой, она впервые сообщила о перенесенном сексуальном насилии. Затем она вместе с этой сестрой пришла на первую консультацию в наш Центр.

Мэй 45 лет, она выросла в большой семье. Ее отец занимал в семье главенствующее положение и контролировал все стороны ее жизни. Мэй была убеждена, что она – единственная в семье, кто пострадал от сексуального насилия со стороны отца, хотя признавала, что ее братья и сестры могли страдать от физического и эмоционального насилия. У Мэй три взрослых ребенка, которые на момент обращения за консультацией жили отдельно от нее.

Начало работы

Проводя арт-терапию, я использую недирективный подход, предоставляя клиентам возможность самим направлять процесс работы и выбирать место своего расположения в кабинете. Работая с жертвами насилия, важно предоставлять им большую свободу действий для того, чтобы снизить риск переживания ими угрозы и контроля со стороны терапевта. Во время первого занятия Мэй сидела, повернувшись спиной к изобразительным материалам, лицом к двери.

Она призналась, что испытывает стыд из-за попытки самоубийства, видимо чувствуя, что я могу ее за это осуждать. В то же время она проявила инициативу, начав говорить о своем чувстве вины и его возможной связи с перенесенным насилием. Чувства стыда, вины и безнадежности, связанные с пережитым сексуальным насилием, являются серьезными препятствиями для психотерапевтической работы со взрослыми и требуют от специалиста особой осторожности и внимания к переживаниям клиента. Признания жертв насилия подтверждают данную закономерность (Angelou, 1984; Armstrong, 1978; Evert, 1987; O’Callaghan, 2003; Spring, 1987).

Позднее, во время первого занятия, воцарилась длительная пауза, вызвавшая усиление внутреннего напряжения. Те, кто работал с жертвами насилия (Pearlman, Saakvitne, 1995), подчеркивают необходимость различать вынужденное и добровольное молчание. Понимая, насколько трудным может быть для нас обеих переживание молчания, я призналась Мэй, что чувствую сильную тревогу. В то же время я подчеркнула, что надеюсь на продолжение нашей совместной работы. Было заметно, что мое признание помогло Мэй преодолеть тревогу. Она также заявила, что надеется на продолжение контакта, добавив, что чувство надежды ей не свойственно. Понятие надежды стало основой для продолжения нашей совместной работы, в нем стал открываться все новый и новый смысл.

Во время второй встречи Мэй сказала, что боится, что я могу вновь направить ее в психиатрический стационар. Тогда я предложила ей подумать о возможной связи между ее страхом в настоящее время и страхами, ассоциирующимися с детством. Заботясь в детстве о благополучии своих близких, Мэй, по-видимому, утратила способность заботиться о своем собственном эмоциональном благополучии. Дж. Херман (Herman, 1992) отмечает, что травматичный опыт прошлого может подавлять способность проявлять инициативу и является причиной сомнений клиента в собственной компетентности. Думаю, что, обращая внимание Мэй на переживание чувства страха и не пытаясь его спрятать или проигнорировать, можно было помочь ей в осознании дисбаланса в психотерапевтических отношениях.