Ответа не последовало, и я потянулся, поморщившись от боли за грудиной. Будто меня долго и упорно пинали, поломав половину рёбер и отбив лёгкие. Место, на котором висел, а сейчас лежал камень, нестерпимо горело, но под ним не оказалось ни ожога, ни даже маленького покраснения.
Я вспомнил ритуал и сел. Это что, получается, что я сейчас бессмертный? Меня невозможно убить? Я…
— Нет, — стена напротив сдвинулась, открывая проём, и в него вошёл Ху, неся поднос с едой. — Ты не бессмертный, господин Алекс. Это не твой путь.
— Тогда что произошло?
— Я ошибся. — Ху сел рядом со мной на колени, поставил поднос между нами и принялся накладывать в ближайшую к нему тарелку рисовые шарики. — Я должен был сказать, что нужно сделать, я не сказал.
— А что нужно было сделать?
— Нужно было предотвратить тот ритуал.
— Значит, я правильно догадался.
— Но не сделал.
— Не сделал. Не вышло.
— Почему? — Ху не смотрел на меня, продолжая заполнять едой свою тарелку.
— Да по кочану! — сорвался я и тут же поправился: — Я тебя уважаю, мистер Ху, но ты задаёшь вопрос, на которой знаешь ответ. Зачем?
— Хочу знать, что скажешь ты, — никак не отреагировав на мою откровенную грубость, ответил он.
— Что я скажу… Я просто хотел домой. Я думал, что успею всё: и магию, и девчонок спасти. Не успел. Не сам, этот аббат что-то добавил в воду, и все застыли. Я просто не смог.
— Ты получил урок.
— Да. Теперь я знаю, что нельзя брать ничего из рук врага. Я и до этого это знал, в теории, теперь ещё и на собственной шкуре ощутил.
— Но дело нужно решить, — Ху подал мне чашку с чаем.
— Да, если ты пообещаешь, что после я вернусь домой — к Марте.
— Обещаю, — кивнул Ху и подтолкнул мою руку.
Чай пах виноградом и душицей. Я хмыкнул и в один глоток выпил весь.
Глава четырнадцатая
1937 год. Северная Италия
Самое странное, что сейчас я не потерял сознание. Я просто переместился. Только что сидел перед подносом с едой и пил чай, и уже стою в центре какой-то улицы, очень похожей на те, которые можно увидеть в старых итальянских фильмах; на мне коричневый твидовый пиджак, белая сорочка, тонкий шерстяной жилет, подвёрнутые снизу широкие брюки и кожаные ботинки. Почти привычная по моему родному времени одежда. Почти, потому что фасон всё-таки немного разнится. Всё более простое, что ли, и чуть менее комфортное.
И ещё вместо ремня на мне были подтяжки, которые я никогда не носил. Я щёлкнул ими, убеждаясь в том, что нахожусь в реальности, и остановил пробегавшего мимо шкета. Лохматого, в коротких — до колен— штанах и со словно специально размазанной по щекам грязью.
— Я где?
— Синьор, вы в Парме, — протараторил он, даже не удивившись моему вопросу.
— Ого! — я отпустил его, и шкет тут же нырнул в один из переулков.
Знакомый город. Бывал я тут однажды по работе — пару дней. Прошёлся по основным местам, посмотрел на Пармский собор, площади Гарибальди, Пилотта, Маркони. Видел монумент в память о войне. Хотел попасть в ботанический сад, но не вышло. Зато туда попал тот, с кем я «работал». Ну, может, сейчас схожу.
Но сначала — дело. По словам Ху, в Англии я должен был предотвратить проведение ритуала. Не получилось, и меня отправили сюда. Вывод? Здесь я тоже должен сделать что-то подобное. Это значит, нужно найти, кто, где, когда и что собирается делать, и уже от этого плясать. А где можно собрать любые сплетни? Правильно, в питейном заведении. Я в Парме. Парма — это Италия, а Италия — это траттории и таверны. Что ж, значит, иду искать что-то из них. Лучше, конечно, тратторию: пить не хочется, а вот поесть желательно, в животе уже бурчит от голода.
Я шёл, как думал, к центру города, и передо мной раскрывалась мечта практически любого почитателя истории. Проезжая часть оказалась выложена булыжником. Тогда, когда я был здесь, большую часть камней и плит уже заменили на асфальтовое покрытие. Каждый дом, который я видел, выглядел уникальным, с собственной ни на что не похожей архитектурой. Сохранившиеся мозаики, увитые цветами резные балконы, кованые решётки заставляли останавливаться и рассматривать себя, отвлекая моё внимание от цели.
И, возможно, я ещё долго бродил по этим улочкам, если б не вывеска «La Casa del Pane». «Дом хлеба», — прочитал я и толкнул дверь под нею. В нос тут же ударил аромат свежей выпечки, заставив желудок пробурчать что-то на мотив «Феличиты» Аль Бано. Я даже мысленно рассмеялся: вот же ж, и организм перестроился на новую страну.
— Сеньор! — тут же подскочила ко мне невысокая женщина — темноволосая, с ярко выделявшимися на круглом лице большими серо-голубыми глазами и ярко накрашенными бордовой помадой губами, она при всей своей полноте совсем не выглядела непривлекательной.
— Добрый день, сеньора! — вежливо наклонил я голову, приветствуя её в ответ.
— Хотите пообедать?
— Если вас не затруднит.
— Конечно! Дарио!