Артефакт (СИ)

- Вот идиот, - вздохнул мужчина, убирая со лба выбившуюся из хвоста прядь. - Настоящий тугодум.

Василий повернулся обратно к женщине.

- Я... умер? - решил уточнить он.

Она кивнула, легко опустилась на жёлтую траву и похлопала по ней рукой. Василий сел рядом.

- Меня зовут Лисандра, - сказала она, глядя ему в глаза.

- А я... - хотел соблюсти правила вежливости спаситель "заблудших душ".

- Знаю, - перебила она его. - Василий Александрович Левин, двадцать три года... и так далее.

Он открыл только рот, чтобы спросить, но она и слова ему не дала вставить.

- Я знаю всё, - шипела она, - ибо Я - высший Летописец. И ты, - продолжила женщина, - станешь одним из Нас.

- Я не хочу, - честно признался Василий.

Лисандра склонила голову чуть вбок и прищурила стальные глаза.

- У тебя нет выбора, - с чудовищно страшно лаской произнесла она.

- Но... - хотел возразить Василий, - ладно. А почему я не помню свою смерть?

Лисандра посмотрела на него очень странно.

- Потому что ты забыл, - жёстко пояснила она. От ласки, пусть и кошмарной, не осталось и следа. - Прощай, мальчик.

И просто исчезла, вспыхнув ярким алым светом. Через мгновение или два, кто-то легко коснулся плеча Василия. Сзади стоял невысокий юноша с растрёпанными угольно-чёрными волосами и грустными глазами.

- Меня зовут Кетрир, - чуть склонившись сказал он, - я высший Летописец.

- Василий, - представился "спаситель".

- Приятно познакомиться, - сказал Кетрир, но ему было явно всё равно.

На его лице застыла вечная печаль, как на лице Лисандры - равнодушие. Василий даже забеспокоился: не осталось ли что-нибудь на его лице. Кетрир, казалось, прочёл его мысли.

- Да, - тихо сказал он, рассматривая Василия сверху вниз серо-серебряными глазами, - на твоём лице вечный страх, Василий. Ты боишься - и правильно.

От его слов спокойнее не стало.

- Пойдём, - Кетрир протянул Василию руку, - я отведу тебя в твою новую Обитель.

Василий, немного поколебавшись, принял его руку, встал с помощью Летописца и вокруг вспыхнул ослепительный серый свет. Когда он истаял, Василий увидел, что они стоят неизвестно где.

***

Разве мог бы быть исход хуже?

Для той, кто всю свою жизнь провел в небесах, что могло бы быть хуже сломанных крыльев? Даже смерть не так страшна, как утрата неба.

Для Крылатых небо что свобода. Даже слово в их языке одно. Красивое, краткое слово.

Только Чернокрылая его уже не помнит. Она ничего не помнит, кроме хруста кости и страшной боли. Даже имя её ушло из памяти, оставив вместо себя жёсткое и горькое прозвище.

На задворках памяти остались красочные яркие картинки: белокурые, белокрылые юноши и девушки, хрупкие, высокие, парят в небесах и льётся светлый смех. И она - Чернокрылая - нескладная, высокая, черноволосая. И с чёрным оперением. Совсем другая.

И непонятное Чернокрылой сейчас, но почему-то ужасно обидное, словосочетание: "метка Предателя". А за ним чья-то фраза "не его воля".

Знала бы она, что это значит.

Чернокрылая была Историком. Обычно, крылатым Историкам в качестве объекта для наблюдения давали таких же крылатых. Но не ей.

Довольно часто Чернокрылая завидовала Ладире - изгнанной из Историков. Пусть та не выдержала испытание и ныне вынуждена скрываться, но она по-настоящему, должно быть, свободна. Не как Историки: вынуждены ходить за всеми обитателями Вселенной и записывать их жизни, не имея возможности уйти. Им пообещали избавление от мук и смерти, взамен попросив их время. Кто же знал, что это невыносимо.

В древнем огромном архиве, где содержались жизнеописания каждого обитателя вселенной, Чернокрылая поставила на полку толстую книгу.

"Всё что останется от каждого - книга. Бессмысленная, никому не нужная книга, которую никто никогда не прочтёт".

- Эй, - окликнул её один из Историков, - Чернокрылая? Тебя хотел видеть Милениль.

Девушка печально кивнула и отправилась к помощнице первого Историка. Та сидела в своём кабинете и вдумчиво смотрела в бумаги. Наверное, смотрела. Наверняка сказать было нельзя: глаза Милениль были закрыты повязкой, никто точно не знал, зачем она её носит. Плащ, положенный практически всем Историкам, лежал на столе, рядом с бумагами.

- Садись, - велела Милениль.

Когда Чернокрылая осторожно опустилась на стул, леди светским тоном осведомилась:

- Как твои крылья, Дея?

Это имя - её имя - разрушило стену и выпустило воспоминания в её разум. Вернуло старую боль

Страх деревни. Оброненное матерью - прекрасной белокрылой матерью - неосторожное словосочетание "метка Предателя". Холодная женщина с отвратительной раной в животе, словно бы не замечающая её. Та самая, которую Крылатые называли "лик тьмы", старший тёмный Летописец. И её слова: "не его воля". А после - хруст крыла и её собственный птичий крик.

- Ты мне обещала, - выбравшись из вороха воспоминаний, напомнила Чернокрылая, - или забыла уже?

- Прости, - развела руками женщина, - у меня нет выхода.

- Выхода?!