На его лице просияла улыбка. Он вытер рукавом со лба пот, оперся на дубину другой рукой.
Колдун, распластавшийся на полу, зашевелился, закряхтел. Я опустил сапог ему на плечо, не давая приподняться.
— Не спрашиваю, как ты здесь очутился. Сейчас не до этого. Надо срочно расколдовать Анну. Вон, видишь, бегает по комнате, места себе не находит. Сможешь?
— Ты все пытаешься увидеть во мне мага. А я всего лишь нищий проповедник. Все что могу, это помолиться Отцу нашему Господу. А там, как уж он рассудит.
— Прошу тебя, не разглагольствуй. Если нужно, молись. Я мысленно поддержу.
— Ладно, — Мирон приосанился, прислонил дубину к стене и зашептал едва слышно.
Время от времени он чертил в воздухе крест собранными в щепотку пальцами. Я не мог разобрать его слов, кроме «господи помилуй», «во имя отца и сына» и «Аминь», поэтому свою просьбу мысленно произносил на своем привычном языке. Я просил Господа, чтоб он расколдовал Анну, искренне надеясь, что он услышит и развеет злые чары. А она (точнее, лиса), набегавшись, остановилась посреди комнаты, свесила по-собачьи язык, и часто дышала, глядя на меня и Мирона одновременно.
Колдун вновь шевельнулся. Я сильнее надавил сапогом. Он буркнул что-то нечленораздельное и снова затих. Голос Мирона зазвучал громче:
— … и верни обличье человеческое рабе божьей Анне, и прости ее душу грешную, и ниспошли благодать на нее. И тамо с лики чистейших небесных сил прославим Тебе Господа нашего, Отца и Сына и Святаго Духа, во веки веков. Аминь.
Он замолчал. В воцарившейся тишине слышалось лишь дыхание Анны-лисы, вытянувшей к Мирону морду с глазами, полными надежды.
И вдруг случилось чудо. Вокруг нее образовалось розовое облако, прозвучал перелив волшебной мелодии, и когда облако рассеялось, перед нами возникла Анна. Она часто моргала, удивленно озираясь, видимо, не веря тому, что вновь стала человеком. Да и мне, надо признаться, было радостно вновь увидеть ее в нормальном обличье. Ой, с чего это я вдруг рассентиментальничался?
Сзади что-то грохнулось. Я повернул голову и ахнул. Там, где всего минуту назад сидел на попе медведь, поднимался с пола здоровенный детина. Настоящий богатырь. В рубахе с расстегнутым воротом, подпоясанной тонким пояском с кисточками на концах, простецких портах, заправленных в онучи, и лаптях. Его мощные руки были толщиной с шею колдуна, все еще лежавшего под моей пятой. Кулаки — с голову Мирона. Кучерявая борода обрамляла снизу молодецкое лицо, широкоскулое, с ясными как у ребенка глазами. На шее я заметил рану, из которой подсачивалась кровь (след от топора Анны не исчез с превращением), а на лбу — огромная шишка с расплывшимся синяком (все от того же топора).
— Мирон, ну ты — мощь! Не только Анну, а еще и медведя расколдовал!
— Так это ж не я, а Господь постарался. Я-то что? Всего лишь помолился.
Богатырь обвел нас взглядом.
— Ребятушки! Дорогие! — раздался его зычный голос. — Я же теперь вам по гроб жизни обязан буду. Только я совсем не медведь. Это вот он сделал меня таким, — детина показал здоровенным пальцем на колдуна. — Кудеяр проклятый. А меня зовут Горыней.
— Надо лишить его возможности колдовать, — заявил я. — Как это сделать?
— Отрубить ему руки, — подал идею Мирон. — Или глаза выколоть.
— У нас таких сжигают, — вставила Анна. — На костре.
Признаться, мне стало не по себе от таких изуверских предложений. Но с другой стороны, если колдуна отпустить просто так, он неизвестно каких бед еще натворит. Но есть и другие варианты физического устранения. Чем плох, к примеру, укол моим клинком в живот? Раз, и нет человека. Без зрелищ и патетики. Без зачитывания приговора и жуткого исполнения казни.
— Сжигать — это не по-божески, — возразил Мирон.
— Без рук и с выколотыми глазами он останется жить, — парировала Анна. — И если он уже связался с сатаной, ему помогут выкарабкаться. Злоба на нас заполнит его и без того недоброе сердце, сделает еще могущественнее и опаснее. Единственный путь избавить мир от этого ничтожного колдуна — придать его священному всепоглощающему огню.
— Но ведь это не милосердно, — пытался вразумить ее Мирон. — Тахир, скажи ей.
— Я бы его просто прикончил.
— Просто — не интересно, — продолжала гнуть свою линию Анна. — Он должен испытать муки, как испытала я, оказавшись в шкуре лисы.
— Я бы его тоже сжег, — прогремел Горыня.
Кудеяр зашевелился у меня под сапогом. Поднял голову. А ведь он только что собирался лишить меня человеческой жизни. Может, действительно, огонь — это лучшее решение?
— Согласен, — сказал я и еще сильнее вдавил колдуна в пол.