Артефактор Гродецкий

Ну, а девушка, которая выжгла мне глаза, — это моя невеста, Нина Короткова. Отец, убедившись в бесполезности сына, решил обменять его на богатое приданное соседнего графа, породнившись. Для графа — престиж и военная защита, для Светлейшего князя — две фабрики и два городка этого графства.

Мажор, уязвленный пренебрежением отца, начал издеваться над своей будущей женой в излюбленном стиле: назвал её плебейкой, и заявил, что запрет её в башне и будет кормить похлебкой для свиней. Ну а та, естественно, вызвала его на дуэль и шарахнула по парню сырой энергией огня. Хорошо еще, что замковый целитель — истинный господин барон Громилин Михаил не был в отлучке…

Как ни странно, даже обновленная память мало дала информации об этом мире. То ли парень пренебрегал историей, то ли средневековое общество само не слишком её любило. Известно главным образом о страшной войне между древними видящими магами, которая превратила треть земного диска (да, пока еще — диска, до шара наука не дошла) в мертвую пустошь. На которой ничего не растет уже много столетий.

Зато в памяти возникли аристократические рода и всяческие светские нюансы об отношениях между дворянами. И об артефактных ценностях — амулетах, которые могли защитить и подлечить.

Я слез с кровати и оправился в горшок с крышкой, который и сам по себе был антикварной ценностью — из серебра и с полудрагоценными камнями по ободку. И крышка из толстого фарфора и искусной финифтью. Снова захотелось кушать. Я побрел на поиски кухни.

В окна, которые были тут огромными, светила полная луна. И толстые портьеры, которые были полуприкрыты, только фокусировали этот молочный свет. Я выглянул в окно (надо же, стекла тут вполне современные) и взглянул в небо. Созвездия были знакомые: Большая Медведица, Полярная, Венера с Марсом… А вот рядом с луной просматривался обломок в треть её величины. Он освещался отраженным светом основной Луны и выглядел грозно.

Я задернул портьеру и пошел дальше по широкому коридору, по цветной дорожке ковра (весь замок был выстлан этими коврами и гобеленами на стенах), рисунок которого в молочном свете трудно было прочитать. На встречу мне попала невысокая фигурка, видимо служащая замка. Он приподняла голову, ойкнула и шлепнулась на колени.

Я покопался в чужой памяти, которая из каких-то запасников мозга слилась со моим сознанием, и сказал:

— Чего валишься, дура. На кухню меня веди.

Как-то боком, по-крабье, видимо боясь повернуться к господину спиной, девушка довела меня до кухни и, спросив разрешения, смылась поспешно. На кухне (огромной, полной запахов и ароматов) работали две печи (из доброго десятка), на которых что-то булькало и скворчало.

Толстый мужик, судя по пузу — повар, поклонился в пояс.

— Что угодно, Ваша Светлость?

— Пожрать.

— Есть жареная пулярка, уха и пирожки с капустой. Хлеб еще не пекли, есть утрешние булочки, могу подогреть.

— Не надо греть, неси ко мне в комнату.

Я пошел обратно и опять наткнулся на эту девушку. И она опять упала на колени.

— Ты чего на колени падаешь все время? — спросил я.

— Ну как же, вдруг Ваша Светлость захочет?

— Чего захочет… — сперва не понял я, а потом сплюнул: — ну и гадость, ты это прекращай, больше не надо жопу подставлять. Иди себе…

Я шел в спальню и думал о простоте нравов и о том, что носитель сознания мне попался весьма своеобразный. Мажор средневековый!

Не успел сесть на кровать, как уже принесли полночный ужин. Оказывается сервировочные столики на колесах в этом мире уже изобрели. В отличие от наших в этом было по бокам два углубления, в которых вставлены керосиновые (или на чем они тут работают) лампы, дающие ровный и удобный свет.

Кухонный мальчик, привезший эту прелесть, уставленную судками и кувшинами, — остался прислуживать. Пулярка оказалась нежнейшей с умеренно прожаренной кожицей, соус, в который я макал ножку, бесподобным, а пирожки из слоеного теста. Мальчик налил в большой бокал цветастого стекла рубиновое вино из серебряного (я думаю, что серебряного) кувшина. Оно оказалось немного терпким, не крепким. Напомнило хорошее каберне.

А главное у меня были здоровые зубы, все до единого здоровые.

И скорей всего такой же здоровый желудок.

Мальчик протянул мне тазик с теплой водой. Я пополоскал руки и мальчик споро вытер мне их специальным полотенцем.

Хотел его поблагодарить, покопался в памяти, понял, как мог напугать слугу, пукнул и завалился в пуховое блаженство огромной кровати…

Разбудила меня княгиня. Лицо у неё было растерянным.

— Отец вызывает, гневается.

— На что гневается-то? — спросил я, позевывая.

— Ну, что эльм таким тонким оказался. Говорит, что ты даже с магией не на что не годен. Ты поторопись, сынок.

— Подождет, — заявил я нагло, — мне утренний туалет надо сделать, зубы почистить, одеться, чаю выпить.

— Ты что, сынок! Если отец требует — надо стразу идти. Он в кабинете ждет.