Артефактор Гродецкий

— Ты больше не становись на колени. Я не буду тебя заставлять со мной любиться. Хочешь, скажу маме, чтоб тебя рассчитали?

И, предупреждая испуг, добавил:

— Тебе за весь год жалование выдадут и невинность восстановят, не волнуйся.

— Ваше Сиятельство, — заговорила девушка, продолжая стоять на коленях. — Пожалуйста не надо. Тут сытно кормят и работа легкая. А дома заставят за скотиной в говне топтаться, а потом замуж выдадут за мужика. Мужики — они грубые, а тут все, даже слуги, так чисто одеваются, моются каждый день и куртуазно разговаривают.

«Забавно, — подумал я, — слуги шлифуют лексику, подражая аристократам, а аристократы изъясняются в своем кругу, как простолюдины. О, времена, о, нравы!»

— Не хочешь, не надо, — сказал я коленопреклоненной «дворняге». — Только перестань бухаться передо мной на колени. Раздражает.

В это время по замку прокатился переливистый сигнал, будто кто-то на флейте сыграл пару нот. Память мгновенно включилась и подсказала, что сигнал созывает семью на обязательны поздний обед. Три раза в неделю при полном параде в малом зале в 17–00 будьте любезны…

Глава 4

Когда я выбрался из нищеты потребовалось следить за внешним имиджем — российские нувориши в условиях недоразвитого капитализма были очень внимательны к костюмам от Амати и часам швейцарской фирмы. А на банкетах поглядывали, кто не держит вилку в левой руке и правильно ли пользуется щипчиками для разделки омаров.

Так что, несмотря на полное неприятие этих правил, я вынужден был взять уроки этикета и поведения за банкетным столом. Тут не срабатывал старый прием — брать те приборы справа и слева, которые ближе и откладывать их при смене блюд. А я уже убедился, что мышечная память у тела не всегда работает, как надо. Поэтому решил осторожничать и следовать земным правилам культурного питания.

Вызвал служанку, хотя она и так с напарницей стояла в дверях моей «квартирки», приказал одевать к обеду. Сперва они раздели меня донага, потом обтерли ароматными тряпками и только тогда поднесли и натянули на меня мини кальсоны и рубашку с обрезанными воротником и рукавами. Это тут называется нижнее белье! Но ткань тонкая, мягкая…

Пока меня одевали, правильный сказать — готовили к выходу, я попытался заново припомнить правила международного этикета и незаметно сполз на память детства — праздничные ужины у папы с мамой.

Сперва стол покрывали белой праздничной скатертью, потом на скатерть ставили приборы и начинали выкладывать закуски. В круглых тарелках лежали тоненькие кружочки колбас, ветчины, буженины, в продолговатых тарелочках нежились в масле шпроты и сардины. В глубоких мисках горбились разнообразные салаты. Еще были тарелочки с огурчиками, грибами, помидорами. Между ними выстраивались бутылки с вином, водкой и коньяком. Женщины пили вино, Мужики пили водку или, как папа — марочный коньяк. Чья-то супруга в детстве всегда говорила одному из гостей, чтоб он не пил каждую рюмку до конца, “не на поминках”, мол. Но он кивал ей: “да, милочка”, - и все равно пил до конца.

Вино или шампанское наливали и детям. Чуть-чуть, на донышке. И тогда они чокались вместе со взрослыми. Бокалы звенели, как хрустальные колокольчики.

Потом закуски убирали, мама торжественно вносила горячее. Иногда это был гусь, иногда — индейка, иногда — жареное мясо с картошкой и зеленым горошком. Мясо бывало зажарено куском и он никак не мог научиться отрезать от этого куска маленькие кусочки тупым столовым ножом. И удивлялся, как это получается у взрослых.

После горячего взрослые вставали из-за стола, мужчины уходили купит на балкон, а женщины шли с мамой на кухню. Он же с детьми шли в папин кабинет, рассматривали его игрушки или возились, как плюшевые медвежата.

Потом из столовой слышались звоны чайного сервиза, все вновь собирались за столом, и мама вносила блюдо с тортом.

Мама обычно пекла один из трех тортов: наполеон, безе или шоколадный. Наполеон ему в детстве не нравился, что вкусного в слоеном пирожном с белым кремом, пускай даже это пирожное огромное и круглое. Безе ему тоже не нравился, он не понимал вкуса сахарных яичных белков, из которых делалась большая часть торта. Зато шоколадный торт он обожал. Это был толстенный торт из нежного бисквита, с тройным слоем крема, а поверх торта лежали неровные куски шоколада…

— Что вы говорите, Ваше Сиятельство?

— Я говорю, вы там на кухне толчетесь, торт сегодня будет?

— Конечно, с белым кремом, слоеный коржами. Белое безумство называется.

— И тут пролет, — вздохнул я. — Хорош болтать, все надели.

— Так-то все, кроме амулетов. Мы их не имеем право трогать. Вы их наденьте и мы застегнем рубашку и повяжем бабочку.

Я оглядел себя в начищенный лист какого-то металла. И отметил, что изготовление зеркал может принести хороший барыш. «Да что это я — одернул, — небось княжич, а не купец».