— Точно! «Сватання на Гончарівці», — не утерпел Артем.
Чумак, узнав его по голосу, глянул, пораженный:
— Вот ты где, голубчик! — И тронул шпорой коня, чтобы подъехать ближе.
Но Теличка схватил за повод.
— Не горячись! — предостерег негромко, но с ударением. — Сперва вон сюда глянь, — кивнул головой в сторону, где у стога сена стояли двое с винтовками на изготовку. — А потом — вон туда. На каждого из вас наверняка по два ствола нацелены сейчас. Пороть горячку нечего.
— Да и болтать языком тоже хватит! — сказал Невкипелый, бросил окурок и вышел из толпы. За ним, словно по команде, все красногвардейцы с «холодным оружием» обступили гайдамацкий отряд. — Слезай, потолкуем малость.
— А я и эдак, из седла, могу.
— Это значит, чтоб я голову на тебя задирал? Дудки! Слезай, пока не ссадили.
Чумак все еще тянул. Что попал в беду, ему было ясно; не знал только — так ли уж это безнадежно. Может, стоит попытаться выскочить? Но тут Дудка Лука, который все время терся возле коня, словно бы угадав его мысли, сказал:
— Ну, все равно ж придется спешиться тебе, Корней. Далеко не уедешь. Подпругу твоего коня я ведь уже отпустил.
Чумак ногой проверил: точно, подпруга болталась под брюхом коня. Тогда подал команду своим казакам спешиться и сам слез с коня.
— О чем разговор будет? — сердито спросил Тымиша. — Ты кто такой?
— Сторож общественный. И это все — сторожа. Имущество народное охраняем. От всяких неожиданностей. А вы что за люди? И чего вас сюда нелегкая принесла? Да еще в такое время!
— Тебя не спросили!
— Ну, и все! Конец разговору. Сдавайте оружие!
— Что-о? — возмутился Чумак.
Но десятка два крестьян из отряда и просто «мирные граждане» врезались в их строй. Артем первый подал пример: сорвал шапку с гайдамака, ткнул ему в руки: «Держи, чтобы в снег не упала!» Затем снял у него через голову винтовку, висевшую за спиной на ремне. Остальные делали то же, хоть и каждый на свой манер. И за какие-нибудь две-три минуты весь отряд Чумака был обезоружен. В это время открылись настежь ворота клуни, и народ высыпал наружу. Большинство из них сразу же двинулось на скотный двор. Но немало любопытных столпилось вокруг гайдамаков: что за люди?
— А вот это вам и «Сватання на Гончарівці»! — сказал Тымиш гайдамакам. — Сходка кончилась. Сейчас народ начнет делить помещичье добро. Что, Корней, скривился? Или в носу засвербило?
— Мне-то что? — ответил Чумак, и не понять было, искренне или только притворяясь таким безразличным. — Было бы о ком жалеть! Своих хватает! А этот ко всему еще и кацап! Но приказ есть приказ. Вы его хоть не прикончили?
— Цел. Можешь облобызать! Ждет вас не дождется!
— Только поспеши, — добавил кто-то. — Уже Чубарика подали к крыльцу.
Жгучий стыд перед казаками, да и перед крестьянами и обида жгли Чумака. Подтягивая подпругу, он со зла на целую дырочку затянул туже. Хотел уже сесть в седло, но превозмог-таки свой гонор и обратился к Невкипелому, пытаясь свести разговор на шутливый тон:
— Слушай, Долговязый! — вспомнил и нарочно употребил школьное прозвище Тымиша. — Будь человеком! Хотя полдесятка винтовок оставь. Для самоохраны.
— От кого? Волки у нас не водятся. А впрочем… — Добрая душа Невкипелого чуточку оттаяла. Вспомнил, что в отряде есть две немецкие винтовки и один японский карабин (только морока с ними!). Подозвал к себе хлопцев и приказал отдать гайдамакам. — Но патронов к ним нету, — покривил душой Тымиш, — обойдетесь и так. И уматывайте. Не путайтесь под ногами!
Чумак ловко вскочил в седло (хоть тут не ударил лицом в грязь! — мелькнула мысль), подал команду: «По коням!» — и тронул шпорами вороного. Конь заплясал под ним, словно на цирковой арене. Не окликая людей, чтобы сошли с дороги, он ехал среди озабоченных и безразличных к нему крестьян напрямик, через скотный двор, к барскому дому. На душе было мерзко. И испытывал злорадную утеху, когда вдруг из-под самой морды коня шарахались в сторону испуганные люди. Несколько раз, будто бы шутя, стеганул нагайкой, предусмотрительно выбирая для этого подростка или женщину.
У крыльца и вправду стоял уже Чубарик, старый костлявый конь, запряженный в сани-розвальни с охапкой соломы на них.
— Неужто для пана Погорелова? — спросил Чумак, ни к кому не обращаясь, подъехав к небольшой группе людей. Бабы, детишки собрались и несколько пожилых мужиков среди них.
— А то для кого же!
— А разве у вас нет выездных саней? — обращаясь теперь уже к ездовому, деду Трофиму, спросил Чумак.
— Как не быть! Есть в каретном сарае. Только — либо без оглобель, либо без дышла. Доедем и на этих до станции.
— Рябокляч наилучший выезд забрал себе, — добавил садовник Лукьян Деркач, явно недовольный этой выдумкой Омелька Хрена относительно Чубарика. — Мог бы, кажись, хоть для такого случая дать лошадей.
Чумаку эта мысль показалась вполне резонной, и он отрядил двух казаков в ревком с тем, чтобы или сам Рябокляч приехал сюда немедля, или прислал своих лошадей. Хотя бы до Чумаковки отвезти пана Погорелова. В случае отказа приказал привести силой. Бросил поводья коноводу и зашел в дом.