Артем Гармаш

— Да будь оно неладно!.. За три года войны я уж позабавлялся этой игрушкой. Сыт по горло! — ответил Артем. — А если б хотел, то с фронта не то что винтовку, а станковый пулемет притащил бы домой. А на черта мне?! И так вот уж полгода не сам-один сплю, а под боком у жинки, и все война снится.

— Так она в печенки тебе въелась. И будто ж и не покалечило тебя. Только и того, что хромаешь чуток.

— Хорошо «чуток»! — ухватился Артем, как за соломинку. — Не хромаю, а будто тот колодник ногу волочу.

— Ну, не такой уж изъян большой, — сказал Лиходей, — чтобы можно прикрываться этим. Через базар, говоришь, проходил. Значит, видел: один — на вешалке — даже без руки. А между прочим, партизан-лесовик. Факт. И не из рядовых к тому же. Потому как рядовому такого мешка с деньгами и золотом верховоды не доверили бы.

— Э, пустая болтовня! — отмахнулся телеграфист. — И откуда у них-то золото? Да и что они могли бы у нас здесь закупить?

Лиходей на это ничего не ответил. К столу подошла хозяйка. А при ней говорить о деле, которое «не женского ума», он не хотел. Поэтому перевел разговор и снова обратился к угольщику:

— Так, говоришь, полгода уже дома? Или, как сам сказал, полгода уже спишь под боком у жинки. И давно женатый? — все так же хмуро и подозрительно спросил Лиходей.

— Перед самой войной.

— Дети есть?

— Двое.

— Близнецы! — весело заметил телеграфист.

— Нет, почему? — И уже понял Артем, что провалился, что запутался в этих наугад названных месяцах и годах. Чтобы как-то развязаться с этой темой, попробовал отшутиться: — Пусть бог милует от близнецов. Тут и по одному, гляди, лет за пять уши объедят.

— Еще бы! — осклабился Лиходей. — При такой… анималии. Не раскумекал? Поясню: девять месяцев природой назначено женщине брюхатой ходить, а твоя за полгода управляется. По-научному это называется анималия!

— Постой, Тереша. А может…

— Нет, ты уж теперь не суйся! — не дал Лиходей даже закончить фразу Мегейлику. — Ты лучше тем временем понатужился б да припомнил-таки, где и когда встречался с ним. Что там у тебя еще за «может»? Может, и ему, как тебе самому, добрый сосед помог? Пока вернулся, а он его жинке уж и фундамент заложил! Ты это хотел сказать?

— Терентий Сидорович! — осуждающе пожала плечами хозяйка. — Ну как вам не совестно!..

— Нашли у кого совесть спрашивать! — на удивление спокойно сказал Мегейлик. — Одна фамилия чего стоит: Лиходей!

— Именно так, Лиходей — с большой буквы. Потому как с деда-прадеда. И не в претензии на своих предков. Наоборот! — нисколько не раскаиваясь в своих словах и сам не обижаясь ничуть, сказал Лиходей. — А что из того, что ты у нас добродей? Живешь по Евангелию: «…Подставь другую щеку»? Что имеешь за это? Болячку в печенке да рога на лбу! — И снова обратился к угольщику: — Ну-ну, давай дальше клубочек разматывать.

Но Мегейлик продолжал настаивать:

— Да будь же ты человеком! Я ж тебя прошу, оставь его в покое.

— А тебе-то что? — пристально и будто с подозрением глянул Лиходей на своего приятеля.

— А кому ж, как не мне! — сказал Мегейлик тихо. И поспешно добавил, словно бы каясь за свою откровенность: — Не хочу грех на душу брать. Ведь это я дал тебе повод для придирки.

— Не бичуй себя хоть за это. Я и без тебя не проморгал бы его. Очень уж подозрительный тип. Пашко, — повернулся к человеку, что сидел рядом с ним, — а ну, глянь, у тебя глаз на них больше наметанный: не лесовик разве?

Молчаливый сосед его (до сих пор по крайней мере не проронивший ни слова) исподлобья бросил взгляд на угольщика — только и успел Артем заметить на ничем не приметном лице огромный чирей на скуле под левым глазом, заклеенный папиросной бумажкой, — и сразу же отвернулся к своей тарелке. И уж после сказал:

— Тебе, Тереша, надо б самому хоть на недельку в лес. А то неправильное понятие у тебя про теперешних лесовиков-повстанцев. Как про пещерных людей.

— Неправильное?

— Не знаю, где как, а у нас… в наших краях, — поспешил поправиться, — такого чумазого и близко к лесу не подпустят. Сыпняк научил! Теперь бани завели с паровыми вошебойками. А при тех банях парикмахерские.

— Ну вот и слава богу! Выяснили все! — искренне обрадовалась хозяйка. Хотя, собственно, и сейчас еще неизвестно было, чем все это закончится: удостоверение было у Лиходея в руке, и он сидел хмурый и сосредоточенный. Видно, еще не решил окончательно, что ему делать с этим подозрительным угольщиком. Нужен был какой-то, хотя бы легкий толчок, чтобы перевести его мысли в иное русло. И женщина надумала: — Терентий Сидорович, чай же остывает! — Подошла к нему из-за спины и налегла на его плечи полной грудью, протянув руку к его стакану. — Конечно, холодный! Сейчас я вам горяченького! — Беря стакан, она той же рукой ловко, двумя пальцами, «зацепилась» за удостоверение в его руке. Осторожно потянула раз, второй, одновременно за каждым разом все крепче нажимая грудью на его плечо. И Лиходею, как видно, эта игра понравилась: довольно долго не выпускал из пальцев бумажку, но наконец выпустил.