Артем Гармаш

— Я так и одеревенела, — вздрогнула Таня и сейчас, рассказывая об этом. — Но набралась духу и вру, уже не краснея: «Ровно ничего не знаю про Гармаша, полгода и в глаза не видала. И нечего выпытывать у меня. Нехорошо так делать». Он и поверил. «Ну, так знайте же: прибыл и, может, сегодня еще и вам мешок угля принесет! Если не приносил еще, пока вы на работе были». Как же он узнал?! — И растерянно смотрела на Артема.

Теперь он уже вынужден был рассказать девушке, чтоб не ломала зря голову над этим, о своем посещении Христиной родни. О том, что столкнулся там с Мегейликом и Лиходеем. И что дошло дело до проверки документа, липового, конечно.

— Нет, ты таки сумасшедший! — вспыхнула Таня, и на глазах ее навернулись слезы — от возмущения и тревоги за него.

— Сам теперь вижу, в какую беду чуть не попал. Но мог ли я думать, что она узнает меня, Христина тетка.

Артем рассказал, как все произошло. Рассказал, как она вела себя во время проверки Лиходеем его документа. Кажется, только она и спасла его тогда. Вот почему и удивлялся сейчас, и досадовал. Был куда лучшего мнения о ней. Считал более надежной. И поэтому даже некоторые надежды возлагал на нее.

— Какие надежды?

Артем ответил не сразу. Не потому, что не имел на это готового ответа. За целый день здесь, в одиночестве на безлюдном берегу Днепра, среди этих мрачных камней, он имел достаточно времени поразмыслить над утренним происшествием. И особенно, конечно, над подслушанным разговором Лиходея с его гостем, когда они остались за столом вдвоем. Что тот был провокатор, у Артема уже не было никаких сомнений, и даже — связан каким-то образом с казнью тех двоих неизвестных на базарной площади. Бесконечное число раз в течение дня восстанавливал Артем в памяти слово по слову тот диалог, отыскивая в словах и в недомолвках все, что только могло бы пролить свет и на трагедию и на ее участников. И всякий раз с горечью убеждался, что ничего не может найти: ни имен казненных, ни фамилии того провокатора. Ну, да про горемык-повешенных не сегодня завтра все станет известно — кто они. А вот провокатор того и гляди улизнет, подлюга. Чтобы и дальше творить свое мерзкое дело.

Как только не корил себя — и недотепа, и тугодум — за то, что не сообразил сразу же тогда, как должно было действовать. Конечно же нужно было оставить Матвейку с возком, а самому — следом. Хоть издалека, но не выпуская из виду ни на минуту. Ну, и что бы это дало? Пусть бы даже выследил его до самого вокзала, пока и в вагон не сел бы тот. А тогда что? И себе на тот поезд? А почему бы и нет? В таком виде? Ну и что ж такого! Привозил в город уголь, вот и пустой мешок из-под него… А уж на следующий день и обратно бы вернулся. Эх, голова! Вот тогда и пришла ему мысль воспользоваться своим знакомством с Христиной теткой. Не может быть, размышлял он, чтобы ничего не знала она о своем, пусть и случайном столовнике. Хоть фамилию или из какой местности. Именно для этого он и решил сходить завтра на Троицкую. В промежуток между завтраком и обедом. Когда не будет никого из столовников. Был уверен, что все обойдется хорошо. Но теперь, когда положение так изменилось…

— Так я, наверно, пойду уже, — чуть обиженная его непонятным молчанием в ответ на ее вопрос вывела Таня из задумчивости Артема.

— Постой! Извини меня, но я еще раз хотел проверить, прежде чем просить тебя.

— О чем? — с готовностью вся подалась к нему девушка.

Артем рассказал. И его рассказ так взволновал и опечалил Таню, что она заплакала. Особенно ей было жаль того ни в чем не повинного паренька, которому по возрасту, наверно, и документа никакого еще не полагалось. Сходить на Троицкую согласилась без всяких колебаний. Только не знала, какой придумать предлог. Что-то больно зачастила — два дня подряд. Но Артем и это предусмотрел.

— Понесешь ей это, — сказал и, прикурив цигарку, отдал зажигалку Тане. — Отдашь и скажешь, что это вчера тот, с чирьем, дал прикурить, а я машинально сунул зажигалку в карман. А он тоже не напомнил. Чтобы передала ему.

— Да его, говоришь, и в Славгороде уж нету.

— А мы с тобой откуда про то знаем? И виду не подай. А там уж, на месте, сама по обстановке сообразишь, как подступиться к ней с расспросами. Хотя бы только фамилию его да откуда сам вытянуть из нее. — И только на крайний случай, ежели хитростью ничего не удастся добиться, Артем разрешил Тане рассказать Петренчихе всю правду. Но это только на крайний случай. Больно уж болтлива. Как бы не раззвонила и об этом Мегейлику, а тот — Лиходею. Избави бог! Все дело можно испортить. Да еще и самой попасть в их лапы. — Ну, и хватит об этом. К черту их! Уж голова трещит. Расскажи лучше…

Тогда, на Гоголевской, он не хотел задерживаться и не успел расспросить про Ветровую Балку. Только и того, что знает — живы. Ну, а про то, что все хорошо и благополучно, говорить теперь и не приходится.