— Потому как он и меня сегодня, околоточный этот, вербовал в агенты. Насилу отбоярился. Разыграл из себя…
— Погоди, Потапович, — остановил его Смирнов и обратился к Компанийцу: — Ну, и вы, Иван Семенович, сказали о моем протеже своему доброму знакомому — околоточному?
— А что я должен был сказать? — Компаниец тяжело взобрался на бричку, поудобнее умостился на заднем сиденье и, разбирая уже вожжи, наконец ответил: — Сказал, что ничего не знаю. Спровадил к Власу. А что уж там Влас ему плел…
— А вы как будто не знаете, — сдержанно возмутился Влас. — Будто я не рассказывал вам еще раньше, как было дело. Что уже спал человек, когда вы из гостей вернулись. Вот и не стал будить. Куда он на ночь глядя? А когда рассвело, проводил его за калитку. Так куда там! Конечно, горбуну вы больше верите. Он таки стукач полицейский! А я кто? Обыкновенный дворник.
— Ну, хватит тебе! — примирительно сказал управляющий. — Ступай лучше ворота открой. А то вы меня тут заговорите, что и ночь в дороге застукает. — Потом махнул рукой Смирнову — «до свидания» и тронул лошадей, поехал вслед за Власом.
Смирнов отошел в тень от дома, сел на ступеньку крыльца черного хода и закурил. Бессонная ночь и дневная тревога давали себя знать. Очень хотелось спать, вот так упасть бы и хоть полчаса поспать. Да разве до сна сейчас! Если ко всему еще и это!.. Одним словом, чем дальше в лес…
Через несколько минут подошел Влас.
— Поехал, — сказал, лишь бы что сказать. Сел и сам тут же на спорыш и тоже закурил.
— Спасибо тебе, Потапович, — после недолгого молчания сказал Смирнов.
— За что?
— Сам знаешь.
И снова молча сидели, курили, глубоко затягиваясь цигарками. Наконец долгое молчание нарушил Влас:
— Вот беда мне с Груней, Максимович. Целый день места себе не находит.
— А что с ней? — забеспокоился Смирнов.
— Догадывается уже. Вот я… и хочу спросить, и страшно. Про Тымиша Невкипелого — правда ли?
— Правда, — печально кивнул головой Смирнов. — Нет Тымиша в живых.
— Ой, горе! — Влас закрыл ладонью лицо и низко склонился головой.
Не скоро Смирнов решился оторвать его от тяжких дум:
— Потапович! А как тебе показалось тогда, поверил он твоим россказням? Или, может, отдал предпочтение своему стукачу горбуну?
— Не знаю, — ответил Влас, но, помолчав, добавил: — Не должон бы. Какое ж ему предпочтение?! Он стукач — и я стукач. Дак у меня ж еще тридцать лет беспорочной службы денщиком у генерала. — Чуть усмехнувшись, видя удивление Смирнова, Влас пояснил, что при управляющем не хотел говорить об этом: и себя дал завербовать сегодня. — Потому как увидел, к чему идет, — продолжал он. — Не единожды, чай, доведется нам еще и не в такие переплеты попадать.
— А ты хорошо подумал, Потапович, прежде чем… Ведь знаешь поговорку?
Влас старательно раскурил пригасшую цигарку и потом сказал:
— Знаю. Этой поговорке меня добре научил еще первый мой хозяин, сапожник, к которому я попал сразу из приюта. Сперва, бывало, огреет чем попало, а уж тогда и словесно добавит: «До каких пор я тебя, байстрюк, учить буду? Семь раз отмерь!» Да ты же меня, Максимович, не со вчерашнего дня знаешь!
— Разумеется. Если бы не знал, разве я пользовался бы твоим гостеприимством? Вот уже четвертый месяц, как ни приезжаю в город, прямо сюда, на Дворянскую, и иду, как к себе домой. Даже независимо от того… Не думай, что я такой наивный человек и не знал до сих пор, что ты о многом в отношении меня догадываешься. Только я виду не подавал. Ибо это меня как раз и устраивало. Ждал, пока сам заговоришь. Рано или поздно, а это должно было случиться. И, как видишь, не ошибся, дождался. Да иначе и быть не могло. Ведь ты умный человек и пролетарий, можно сказать, с детских лет. Так с кем же тебе по пути, как не с нами, большевиками?!