Я представила – только круглые дуры попрутся, как послушные овцы, туда, где их гарантированно найдут на раз-два. Надеюсь, в глазах Арсентьева я таковой не выглядела. А Пола как-то не успела узнать получше. К слову – и не спешу узнавать! Да, Пол!
– Ни’ида, это правда мой брат?! Вот ведь говнюк!
– Если честно, я сомневалась в том, что Аполлона тоже сослали… Там много сплетен ходило на ваш счет, много предположений, и по большей части бредовых, но… – задумчиво заметила Ниида. – Если это он, то оба они – твои братья!
Что?! Аполлона, вы говорите?!! Это кто Аполлон?! Тьфу, черт, пакость какая! Стоп! Что значит – оба?? У меня с утра ещё ни одного брата не было!
– Ну, вот видишь, а уже два, – усмехнулась Ниида. – На самом деле, их гораздо больше. Пап
– Стоп! – даже в свете всего произошедшего, последних новостей с лихвой хватило, чтобы голова у меня пошла кругом. – Ты сказала – оба! Арсентьев, он что, тоже?! – спросила я, почему-то холодея.
– Ага, – кивнула Ниида. – Только он не бог.
– А кто? – оторопело выдала я, и сама не поняла, чему именно я удивляюсь, и что хотела бы услышать.
– Смертный. Правда, и не человек. Его мать – нимфа. Он полукровка. Зевс, знаешь ли, и смертными не брезгует, не то, что эльфийками.
В голове стало немного проясняться.
– Он поэтому помог тебя спасти?
– А он помог? – скривилась Ни’ида. – Хотя смотря что понимать под помощью. – Нимфа презрительно скривилась, – судя по тому, как он строчил по колесам… Это как минимум, подвигло меня двигаться быстрее. Так что спасибо ему в шляпу!
– Ни’ида, нет. – Каков бы Артемьев ни был, этих упреков со стороны нимфы он не заслужил. – Ни’ида… Язык сломаешь! Можно звать тебя Идой?
Нимфа пожала плечами:
– Почему нет…
– Это он меня освободил. И парализатор всучил. Если бы не он…
– Понятно, – нимфа кивнула. – Он знал, что будет с нимфой, попавшей к вампирам. Стрелял, но не попал ни разу… Я тогда еще подумала, что на Саона это не похоже…
– На кого?
– Его зовут Саон. Сколько я знаю этого твоего братца, всегда на удивление ловко стрелял.
– Да и…
– Вспомнила что-то?
– Нет. Само вырвалось…
Нимфа вздохнула.
– Ты не путай. Аполлон, похоже, переродился в смертном теле. И вряд ли помнит. Как и ты. Да и навык меткой стрельбы забрать могли. Более тщательнее подтереть в памяти… Представляешь смертного с его характером, который бы стрелял, как бог?
Я поёжилась.
– Не хочу представлять.
– То-то и оно.
– Погоди, а его наезды – мол, я слишком хорошо знаю сестричку и всё в таком же духе?
– Вот это мне и не нравится. Он что-то знает. Или помнит, или узнал. Ладно, о твоем ангельском характере можно всё узнать из местных легенд, коих у вас в Сети пруд пруди. Вот уж, если кто и прославился своим милосердием, так это ты, – щебетала нимфа, не обращая внимания на мой хмурый взгляд и поджатые губы. – Но что могло потребоваться здесь Аполлону? Судя по тому, какой он был нервный, вряд ли он здесь добровольно… Но и о том, что его сослали, я более-менее правдоподобной версии не слышала. Хотя бы потому, что Латана из вас двоих выбрала тебя. С одной стороны, вроде бы девочка, да, и всё такое… Но кому, как не матерям знать, что дочери зачастую сильнее сыновей, пусть не по части силы… Духом. А это уже много.
Я решила прервать бессвязно звучащие для меня рассуждения нимфы вслух:
– Ты говорила, что богов так наказывают: стирают память и отправляют на Землю. Это самое страшное наказание.
Нимфа неопределённо пожала плечами, повела рулём, ловко объезжая впадину на асфальте.
– Богу можно оставить память. Можно вернуть её в определенном возрасте. Показывать частями. Чего только не придумают. Но это уже гуманнее, чем оставить всю, целиком… С самого детства. Хуже этого ничего быть не может. Угадай, в каком месте чаще всего оказываются такие сосланные?
Я икнула. То есть знать, помнить, что ты – бог, хранить в памяти воспоминания – сколько там живут боги? – о целых тысячелетиях, и при этом быть скованным в клетке человеческого тела? Да тут одна дорога – туда, куда я с утра уже начала собираться, а ведь мне так, сон наяву привиделся… Вспомнила маму, и впервые стало за неё страшно. Всех восхищало в ней это качество – в любой ситуации, несмотря ни на что, уметь жить шикарно, и при этом не придавать значения ни деньгам, ни вещам. Она постоянно меняла любовников, пила, не пьянея, могла выкурить пачку за вечер, если сильно нервничала, а в далекой юности, если верить рассказам, даже баловалась наркотиками. В ней всегда присутствовал некий надрыв, какая-то непонятная окружающим обречённость. Если бы не совершенно необъяснимое спокойствие на грани равнодушия, и завидных размеров чувство собственного достоинства, я всегда боялась представить, чем могут закончиться многие её эксперименты. Странно, я даже не начала вспоминать, но и получив всего лишь крохи информации, начала лучше понимать маму…