Артемида. Изгнание

Хуже всего, что никогда и ничем не болеющие эльфы страдают только одним страшным недугом: они моментально попадают в зависимость. Нимфы это знают, и как чёрт ладана избегают алкоголя, наркотиков, и даже плотских утех, до вступления в брак, в который, впрочем, обычно не спешат вступать, опасаясь обмана, предательства, охлаждения чувств – ведь это может стоить им жизни. Ида, рассказывая мне всё это, не шутила: оказывается, мой собственный приказ, распространяющийся на мою охотничью свиту о том, чтобы непременно сохранять целомудрие, был не таким уж самодурством, как любят его сейчас представить мифологические хроники. Оказывается, стоит нимфе попробовать близости – и она становится зависимой от неё физически, как и от того человека или существа, с кем это произошло.

– Поэтому редко встретишь союз нимфы и человека, – печально рассказывала Ида. – Век людей недолог, а мы умираем сразу вслед за ними.

– Ничего себе, перспективка, – согласилась я с ней. – Вот откуда берут начало милые обычаи о восхождении жены на костер вслед за мужем и всё в том же духе.

Нимфа кивнула.

– Мы гибнем вслед за нашими возлюбленными, потому что физически становимся зависимы от них.

– И что, нет шанса переключиться на кого-то другого?

Ида печально улыбнулась и зябко повела плечами. Из чего я сделала вывод, что шанс настолько смехотворный, что даже говорить о нём не стоит.

– Самый счастливый союз для нимфы – это союз с богом. Боги бессмертны, и мы приобщаемся к их бессмертию. Автоматически.

Что касается вампиров, то тут боги, создавшие эльфов столь совершенными существами, видимо, опомнившись собственной щедрости, и сыграли с нимфами совсем уже мерзкую шутку.

Зависимость нимф распространяется… и на вампиров, то есть на зависимость от их укусов. Стоит вампиру укусить нимфу, как он получает в полное распоряжение послушную, на всё готовую рабыню. На всё готовую ради боли, которую он ей дарит. Нимфа не привязывается к одному лишь вампиру, да и вампиры редко бывают собственниками. Но чем больше вампиров «пьют» нимфу, тем сильнее её зависимость и страдания.

– Теперь понятно, почему Славик, даже вопреки воле Пола, сделал всё, чтобы спасти тебя от вампиров. Ты говорила, что он – сын Зевса от нимфы.

Ида кивнула.

– Представляешь, у них есть даже бары.

– Бары? – не поняла я.

– С нимфами, – горько улыбнулась Ида. – Там еще, конечно, есть другие существа, но только нимфы там находятся «добровольно».

– Добровольно, значит, – зло прошипела я. – И куда смотрят боги?!!

Ида вздохнула.

– Куда-то смотрят, конечно. Но за всем ведь не уследишь!

– {Нет! Я не буду наини Артемидой Астрельской, тьфу, Шаинской, Бравронской Медведицей, богиней луны и охоты, если не прекращу этот фашизм}!!! – прозвучавшее в собственных интонациях что-то похожее на громовые раскаты, заставило меня саму быстро закрыть рот и даже втянуть голову в плечи.

– Артемис! – глаза Иды радостно загорелись, и столько было в этих огромных голубых блюдцах света, узнавания и робкой надежды, что глядя на неё, у меня самой от радости закружилась голова, а потом показалось, что мы сидим на полянке в лесу с огромными, в два, а то и в три обхвата деревьями.

…И здесь не только Ни’ида, застенчиво и робко склонившая белокурую головку ко мне на колени… Вон, поодаль задумчиво смотрит на верхушки деревьев черноволосая кудрявая Бритомартис, (кстати, моя сводная сестра! Офигеть! Откуда я это знаю?!), рядом со мной сидят сестры Кирена и Киллена, Кирена точит ножи, Киллена затачивает стрелы… Рыжеволосая нереида Фетида и наяда Пирена… Океанида Плейона с молочно-белыми косами что-то тихо напевает, сама себе аккомпанируя на лире, и голос русалки струится и звенит, подобно потоку горной реки… Рядом с ней выводит трель на флейте еще одна русалка, только с потоком голубых волос – нереида Фооса…

…Я чувствую, как губы сами собой растягиваются в улыбке, и запускаю пальцы в мягкие, похожие на шёлк, светлые пряди Ни’иды…