Артемий Волынский

Назначенный в 1739 году с помощью Соймонова губернским прокурором старый драгунский офицер и владелец 159 душ Василий Неелов не только ведал казанским винокуренным заводом Волынского, но и по его поручению должен был защищать «от обид» помянутого выше купца Дряблова, помещика Степана Чулпанова и купца Тихона Лушникова. Очевидно, не без помощи Артемия Петровича дело по обвинению Неелова в том, что он «касался скверными словами» знамени полка и оскорбил капитана Пантелеева, так и не дошло до военного суда, несмотря на все усилия командира полка^{350}. Архитектор Иван Бланк, как он сам утверждал на следствии, был «произведен Волынским» и по распоряжению Соймонова незаконно вел работы по прокладке «каналов» у дачи министра на Фонтанке^{351}.

Начальник же, по словам адъютанта Родионова, «добр бывал ко многим», хотя и не всегда. Так, например, ему самому Волынский подарил лошадь, «академическому учителю» Салтанову и писарю Артемию Коростелеву — чины; последний за два года был произведен в подпоручики и флигель-адъютанты, а затем в капитаны ландмилиции, откуда в 1736 году затребован в Конюшенную канцелярию. Младший брат Родионова из прапорщиков Рязанского драгунского полка был переведен «к конюшенным делам» в капитанском чине. Десятову в октябре — декабре 1738 года шеф устроил поездку в Новгород по личным делам под видом командировки «для окончания стата»: туда асессор поехал с восемью подводами, а обратно уже возвращался с восемнадцатью — на прогоны было затрачено 120 казенных рублей^{352}. Но прошение Богданова о прибавке жалованья в 1739 году было в Кабинете отложено.

Отношения Волынского с этими нижестоящими «клиентами» были вполне откровенными — он «говаривал о всем нескрытно»: рассказывал о придворных делах, жаловался на неприятности, делился размышлениями и, случалось, когда под рукой не было наличности, занимал у Неелова и Богданова по несколько сотен рублей. А секретарь Гладков мог сказать министру-вельможе, что он «лишнее пишет», по поводу изложенного в его проекте мнения о том, что Кабинет забрал к себе слишком много дел^{353}.

Через них устанавливали неформальные контакты с «патроном» другие представители чиновного мира. Кубанец и Родионов в своих показаниях приводили десятки примеров «подарков»: персидский «конской убор» от купца Демидова из Астрахани, лошадь, ружье и пара пистолетов от советника Берг-коллегии, «шуба волчья белая» от сибирского губернатора Бутурлина, «китайские куклы медные» от вице-губернатора Ланга, соболя от воеводы Заборовского, две тысячи рублей от Федора Владимирова, зятя заводчика Акинфия Демидова, две кобылы от барона Менгдена и т. д. При этом, как заявлял Родионов, «нихто не даривал во взяток» — просто на всякий случай искали знакомства с «сильной» при дворе персоной. Зато сами подчиненные министра взятки брали: 50 рублей с купца Панкратия Рюмина, столько же с московских питейных компанейщиков, а с жены «серебряного мастера» за освобождение его от наказания — две серебряные кружки и шесть чарок^{354}.

На следствии они вели себя по-разному. Василий Гладков оставался при опальном хозяине и переписывал набело «одну тетрадь» проекта Волынского для передачи посетившему арестованного Ушакову, после чего сжег бумаги «патрона» и «ни о чем не показал» на следствии. Другие хотя и говорили о распоряжениях Волынского и называли тех, кто искал его милости, но ничего существенного сообщить следователям не могли и отвечали, что с Волынским «рассуждений не имели». Только Кубанец стал давать показания обо всех служебных и финансовых прегрешениях хозяина более чем за десять лет и больше всего боялся «запамятовать» что-либо из его действий.

В 1739 году «клиентская сеть» Волынского была на подъеме, судя по карьерам ее членов. Князь В. А. Урусов 17 июня был произведен в генерал-лейтенанты и назначен главным командиром Оренбургской комиссии вместо тайного советника В. Н. Татищева. Ф. И. Соймонов 16 октября становится генерал-кригс-комиссаром Адмиралтейства и «имеет в коллеги<ю> поступать яко вице-президент». В эту же коллегию были по его представлению назначены посещавшие дом Волынского П. К. Пушкин (советником) и Н. М. Желябужский (прокурором). Статский советник И. Эйхлер 24 октября из секретаря Анны Иоанновны превратился в «тайного кабинет-секретаря»; в феврале 1740 года ему было определено жалованье в тысячу рублей^{355}.