За время репетиций он выучил всю пьесу наизусть и теперь мысленно подсказывал гимназистам их роли. Если кто из исполнителей пропускал слова или комкал их, Артемка морщился и тихонько крякал. Невольно он сравнивал игру гимназистов с игрой актеров настоящего театра, и ему было обидно, что гимназисты говорят ненатуральными голосами и так ходят по сцене, будто их ноги спутаны веревками.
Но, когда на сцене появлялся Коля, Артемка забывал, что сидит не в настоящем театре, и сам того не замечая, отражал на своем лице всю мимическую игру гимназиста.
В одном месте Коля сделал такую длинную паузу, какой на репетиции никогда не делал. «Забыл!» — подумал Артемка в страхе за Колю и, повинуясь товарищескому чувству, с дерева подсказал:
— «Аркашка, у тебя есть табак?»
От неожиданности Коля вздрогнул и недоуменно посмотрел вверх. Публика расхохоталась, а Алеша, игравший Аркашку, машинально ответил:
— «Какой табак, помилуйте! Крошки нет». И Коле ничего не оставалось, как продолжать:
— «Как же ты в дорогу идешь и табаком не запасся?»
По счастью, Артемка успел спрятаться в листьях акации, и гимназисты так и не узнали, кто был виновником «накладки».
Но особенно нравилось Артемке, как Леночка играла Аксюшу. Там, в настоящем театре, Аксюша была какая-то неживая: ходит с женихом, о любви разговаривает, на горькое житье жалуется, а в голосе и в лице ни любви, ни горя. Даже не верилось, чтобы такая вобла всерьез топиться хотела. А вот Леночка совсем другая: что она ни скажет, всему веришь. Артемка чуть с дерева не соскочил, когда она крикнула: «Прощайте, братец!» — и, сбросив платок, побежала к реке топиться.
После этой картины Артемка опять шмыгнул на сцену. Аркашка, бородатый купец Восмибратов, Карп — словом, все действующие лица «Леса» ставили павильон, таскали столы и диваны, вешали на окна гардины, а Несчастливцев стоял посредине и, как капитан на корабле, коротко выкрикивал: «Опустить падугу! Диван влево! Шкаф в угол!» Увидев Артемку, он весело скомандовал:
— В сарай за стульями бего-ом!
Артемка бросился к сараю, накинул на оба плеча по стулу и, похожий в полумраке на петуха, бегущего с растопыренными крыльями, понесся обратно. Впопыхах он залетел на женскую половину, чуть не наскочил на Леночку и в испуге остановился.
— А, здравствуйте! — сказала девушка. Она оглянулась, не слышит ли кто, и лукаво спросила: — Вы куда тогда исчезли, а?
К лицу Артемки жарко-жарко прилила кровь.
— Ну, признайтесь же, — попросила Леночка, — только мне одной скажите: ведь это вы тогда читали монолог Несчастливцева?
— Я, — чуть слышно шепнул Артемка.
— Я так и знала. Слышали все, а догадалась только я одна. Бедный мальчик! Это вам так хочется играть, да?
— Да, — еще тише ответил Артемка и отвернулся.
— Это прямо свинство, что вам не дали роли! — рассердилась Леночка. — Ну, не огорчайтесь. Вот завтра мы начинаем репетировать «Женитьбу». Приходите, может, вам хоть роль Степана дадут.
— Я знаю «Женитьбу»! — обрадовался Артемка. — Это Гоголь написал.
— Да что он там пропал! — донесся недовольный голос Коли.
— Несу-у!..
Артемка подхватил стулья и, окрыленный надеждой, понесся на сцену.
Бегство
Спектакль кончился поздно. Вернувшись в будку, Артемка достал с полки «Женитьбу» и до тех пор не отрывался от книги, пока желтый свет лампы не потонул в блеске утра.
Потом знакомый рыбак принес чинить сапог. Сапог был огромный, из тех, в которых рыбаки ходят по воде, когда тащат на берег невод, и Артемке пришлось долго повозиться, пока удалось зашить на этом сапоге-великане прореху.
Боясь опоздать, Артемка не зашел даже в харчевню, а купил по дороге бубликов да ими и закусил на ходу.
«Дадут или не дадут? — в сотый раз спрашивал он себя, шагая по заросшей бурьяном улице. — Ну, Подколесина будет представлять Алеша, Кочкарева-чудилу Коля, Яичницу — Петька толстый, а кто же Степана? На слугу-то не много охотников найдется. Значит, Степана дадут мне. Как это? «Эй, Степан, у портного был?» — «Был» — «Что ж он, шьет фрак?» — «Шьет». — «И много уже нашил?» — «Да уж довольно, начал уж петли метать». Чего ж тут не представить? Совсем просто. А вдруг опять Сене дадут? И очень может быть. Он у них всегда слуг представляет».
И Артемка то прибавлял шаг, то останавливался и готов был вернуться назад.
Когда он вошел во двор, там было всего лишь три человека: Коля, Алеша и толстый Петя. Петя рассказывал о каком-то надзирателе гимназии Брадотрясе, которому гимназисты насыпали в карманы шинели нюхательного табака. Копируя этого надзирателя, Петька уморительно чихал. Потом стал рассказывать Алеша, и тоже смешное. Учитель-француз после звонка приказал гимназистам разойтись по классам. Алеша остался стоять около рояля. Тогда француз сказал: «Вы плохой юноша: все разошлись, а вы не разошелся», Артемка тоже засмеялся. Но, когда, в свою очередь, стал рассказывать Коля, Артемка подумал: «Ну что ж вы тянете за душу: скажите же наконец, буду я играть Степана или нет?»