Удивился и Артемка:
- Что такое вы говорите? Он же на дачу уехал.
- На дачу? А роль тебе передал?
- Ну да! И сказал, чтоб я скорей сюда бежал.
- Слышали? - саркастически усмехнулся Коля. - На дачу уехал наш храбрец! А роль Артемке передал. Спасибо, хоть заместителя нашел.
- И скатертью дорога! - засмеялся Алеша. - Трус несчастный! А Яшку и правда пусть Артемка играет. Это ж Яшка будет!
Коля поморщился:
- Не хотелось мне его впутывать. В случае чего, за него и заступиться некому будет. Ну, раз так случилось, пусть играет… Только, Артемка, уговор: никому ни гугу. Это, брат, такая пьеса…
- Не сомневайся, - перешел вдруг Артемка на «ты», - не подведу.
«ФАРАОН ИДЕТ!»
Пьесу поставили не в воскресенье, как обычно, а в пятницу и пригласили только избранных. Приглашавшие предупреждали: никому ни слова.
Как всегда, перед сценой гости спорили из-за мест, смеялись, перекликались, нетерпеливо хлопали. Петя вышел из-за занавеса, чтобы попросить публику не шуметь и не привлекать шумом кого не следует. Увидев на скамьях всех обычных посетителей, он только и мог сказать: «Ба, знакомые всё лица!» - и ушел, махнув рукой.
Но когда открылся занавес и со сцены зазвучали далеко не обычные слова, у многих гостей вытянулись физиономии и не один папаша подумал: «Как бы тут не влипнуть!» Уходили, забрав детей, во время действия. В антракте Артемка, помогавший переставлять декорацию, заглянул в дырочку занавеса и в восхищении подпрыгнул:
- Дёру дают! Вот пьеса!
- Дашь тут дёру, - мрачно отозвался Петя, - когда такие речи.
- Боишься? - откровенно спросил Артемка.
Петя рассердился:
- Дурак! Я, что ли, эти речи говорю! Я заводчика играю!
Все-таки, когда начался второй акт, публики было еще много.
В первом действии Артемка не участвовал. Теперь, ожидая выхода, он немного волновался.
Почти все участники были на сцене. Там, на ступеньках террасы, одетый в пиджак, со шляпой-котелком на голове, стоял Петя и раздраженно говорил делегатам бастовавших рабочих:
- Опомнитесь! Принимайтесь за работу! Или вам не жалко своих детей?
Леночка играла роль дочери фабриканта. Она стояла за кулисами, недалеко от Артемки, и тоже ждала выхода. В белом атласном платье, со взбитой прической, с жемчужной ниткой на шее, она была так хороша, что гимназист-верзила, игравший полицейского пристава, опустился перед ней на одно колено и приложил руку к сердцу. Но Артемке она в этом богатом наряде показалась чужой, и он с неприязнью косился на ее пышный веер.
Леночка подошла ближе и что-то хотела сказать, но в это время на сцене заговорил Коля. Он играл молодого рабочего, организатора забастовки, играл с подъемом, с большой искренностью, и от его голоса, мужественного и страстного, у Артемки по спине пробежал мороз.
- Хорошо! - шепнула Леночка. Артемка от удовольствия даже зажмурился. Но тут же пренебрежительно сказал:
- А Петька трус!
- Трус! - согласилась Леночка. - Коля молодец. И Алеша тоже. Ведь если директор узнает, что они написали эту пьесу, их исключат из гимназии.
- Как это «исключат»? - не понял Артемка.
- Ну, выгонят. Не прозевайте, вам скоро выходить.
Артемка прислушался.
- Сейчас, - сказал он, подавляя волнение, и озадаченно спросил: - Неужто выгонят?
Со сцены донеслась знакомая реплика. Артемка вздрогнул, порывисто вздохнул и, сделав два шага, оказался перед публикой. Волнение сразу исчезло. Осторожно, на носках, Артемка подкрался к толстому заводчику и приколол ему на спину листовку. В публике засмеялись. Артемка пригнулся и на четвереньках подполз к заводским воротам. Здесь он должен сидеть молча, а при появлении пристава криком предупредить рабочих:
«Фараон идет!» Артемка принялся ждать. Сейчас говорит Петя-заводчик. Как только он кончит, рабочие закричат: «Не желаем! Не желаем!», а Алеша, играющий рабочего-китайца, поднимет вверх желтую руку и скажет: «Мы все есть великий семья!» После этих слов и появится пристав.
Вот Петя договаривает последние слова. Вот уже кричат рабочие. Вот Алеша поднимает руку. Вот в воротах появляется фигура в белом кителе…
- «Фараон идет!» - что есть духу кричит Артемка и окаменевает от изумления: на сцену в белом кителе вошел не верзила-гимназист в гриме полицейского пристава, а носатый чиновник, которого гимназисты называли Брадотрясом.
В публике что-то грохнуло. Был ли это смех или крик, Артемка не знал, но звук вырвался сразу и сразу оборвался. Потом наступила такая тишина, что все явственно услышали, как кто-то приглушенно шепнул: «Доигрались!»
Артемка перевел глаза на гимназистов. Они стояли неподвижно, застыв в тех позах, в каких их застало появление надзирателя гимназии.
- А у него борода трясется, - сказал мальчуган, сидевший, как обычно, на акации.
- Я прекращаю это безобразие!.. Прекращаю!.. - прохрипел чиновник.
Петя вдруг бросился со сцены за кулисы. И сейчас же, судорожно дергаясь, опустился занавес.
- Закрыл! - сказал Петя, опять вбегая на сцену. - Вот и все, Филарет Самсонович. И никаких недоразумений: нельзя - и нельзя, Филарет Самсонович.
У надзирателя опять затряслась борода: