Артигас

После двенадцати дней путешествия миссия приехала в Пайсанду, куда в то же время прибыли и другие депутации, в том числе двое посланцев Буэнос- Айреса — Пиво и Риварола. Ларраньяга называет Пайсанду «городом индейцев»; он невелик, в нем не более двадцати пяти домов, все они соломенные; вблизи города расположены английская скотобойня и порт, в котором стояли два корабля под английским флагом. «Вот и все, что можно было здесь увидеть», — заключает Ларраньяга.

Лагерь в Пурификасионе, куда они вскоре прибыли, был в то время оживленным политическим центром. В ранчо, которое служило помещением для охраны, находились военачальники, присланные сюда правительством Буэнос-Айреса в распоряжение Артигаса (он приказал им вернуться, и об этом мы расскажем ниже). Эти люди возвращались домой, убедившись в том, что Артигас не был «ни зверем, ни преступником, каким рисовали его соперники и завистники», пишет в своих мемуарах Ларраньяга.

Посланцы Монтевидео были поражены почти нищенской обстановкой, в которой жили Артигас и помощники. Жилище Артигаса, по словам Ларраньяги, состояло из двух комнат в доме с плоской крышей. Рядом с домом находилась кухня. В комнате стояли «кожаный сундук и походная кровать без матраса, которые служили одновременно и для сна и для сиденья. В каждой из комнат было по одному простому столу, из тех, которые стоят здесь в крестьянских домах, один для еды, другой служил как письменный. Мне кажется, — добавляет Ларраньяга, — что в доме была также лавка и три простых стула».

Когда депутаты приехали, Артигас обедал, и потому их принял Баррейро, секретарь и родственник Артигаса, «раздевший его труды и лишения, человек слабой комплекции, разговорчивый и несколько задумчивый». В четыре часа дня явился Артигас со своим адъютантом и небольшой свитой. Ларраньяга пишет:

«Он принял нас без всякой заботы об этикете. Он ни в чем не походил на генерала и был одет как крестьянин, очень скромно: синие панталоны и куртка без всяких украшений, сапоги и белые чулки, круглая шапка на белой подкладке, поверх одежды был накинут ворсистый шерстяной плащ — вот, пожалуй, и все, что у него было, да к тому же это все было бедное и изношенное».

Артигас, как вспоминает далее Ларраньяга, «был человеком среднего роста, крепкого телосложения, с правильными чертами лица и орлиным носом. Кожа у него была довольно светлая, а волосы темные, с небольшой сединой. На вид ему можно было дать лет сорок восемь. Он был приятен в беседе, разговаривал спокойно, с паузами. Его трудно было удивить долгими рассуждениями, ибо он обладал способностью в нескольких словах сформулировать все сложные проблемы, В нем чувствовался большой опыт, осторожность и исключительная чуткость. Артигас хорошо знал человеческие сердца и прежде всего сердца своих соотечественников, и поэтому никто не мог сравниться с ним в искусстве быть вождем. Все окружающие испытывают к нему чувство любви, хотя и живут в полной нищете и плохо одеты. Происходит это не потому, что в городе нет продуктов и одежды, а потому, что он не хочет обременять население налогами».

Делегаты Монтевидео принялись излагать Артигасу цель своей миссии. Артигас заметил, что Кабильдо не выполнил его указаний относительно налогов и по другим проблемам.

Но мы ничего не замышляли против вашего авторитета, — ответил Ларраньяга. — Как можно даже предполагать это, если Кабильдо предоставил вам самые неограниченные полномочия для организации федерации провинций во имя нашей независимости.

Если это так, — ответил Артигас, — то как могло произойти, что вы не выполнили моих приказаний и Оторгес до сих пор находится на своем посту, в то время как он должен явиться в войска?

Беседа продолжалась до сумерек, но протектор не был удовлетворен объяснениями, которые ему были даны. Затем был сделан перерыв на ужин, который описан Ларраньягои очень подробно.

«Немного жареного говяжьего мяса, бульон, хлеб и вино, которое пили из чашек, так как стаканов не было. Ели оловянными ложками, без ножей и вилок. Присутствовавшие сами принесли несколько тарелок и цинковое блюдо. Для сиденья имелись три стула и кожаный сундук, так что некоторые ели стоя. Чтобы полностью представить обстановку, добавим, что стол был покрыт скатертью из хлопка, выделанного в Мисионес, а салфеток не было. Как я узнал позже, большинство вещей было одолжено для этого случая. После ужина все отправились спать. Генерал уступил мне не только свою кожаную походную кровать, но и всю комнату, сам же удалился в ранчо. Он не стал слушать моих извинений, не обратил внимания на мое сопротивление, и не было ни малейшей возможности заставить его уступить в этом вопросе».