Артиллерия Петра Великого. «В начале славных дел»

12 ноября 1701 г. по указу государя началось строительство «оружейного дома, именуемого цейхауз». Прежнее здание Оружейной палаты, выполнявшее роль цейхгауза, сильно пострадало в пожаре 19 июня.

Но новопостроенное к концу 1702 г. сооружение предназначалось не для новых пушек, а для… хранения старых орудий «для памяти на вечную славу» (об этом см. Заключение)[576].

Примерно до конца лета интенсивное производство пушек и мортир характеризовалось большим числом брака. Подсчитать процент «охульных» орудий ввиду того, что некоторые стволы вновь переплавлялись практически сразу, не представляется возможным. В общее число отлитых за 1701 год пушек и мортир вошли и бракованные орудия с «упалью», «криворотостью», «раковинами» и прочими «охулками».

Удачные отливки орудий приходятся на осень 1701 г. – к этому времени количество брака значительно уменьшилось. 19 ноября 1701 г. Виниус заявил в письме: «Такой изрядной артиллерии в столь короткое время и такими мастерами нигде не делали: менее чем в год вылито пушек, мортир и гаубиц больше 300; в прежнем литье выходили пушки с раковинами и портились, а ныне льют, каких лучше невозможно (выделено мной. – А. Л.)»[577].

До сих пор неясно, испытывались ли на полигонах орудия новых конструкций, изготовленных осенью 1701 г. Во «Вседневной книге» и других документах за этот период данных не найдено. Известно только, что 19 декабря «для опыту» были стрельбы из какой-то новой «нестандартной» 1-пудовой мортиры, которую планировалось отправить в Архангельск. Но пудовых бомб к ней не нашли («бомбов пудовых по тому мартиру нет, а которые есть, в тот мортир не вошли и велики»). Пришлось гранатчикам-испытателям Ерофею Сергееву, Михайлу Павлову, пушкарю Евсевию Зубкову использовать для стрельбы полупудовые бомбы – «а по мере тою бомбою из мартира выстрелила триста шестьдесят одна сажень». Испытания были признаны удовлетворительными, и прапорщики Кузма Палибин и Алексей Арениев повезли мортиру к комплектом полупудовых бомб к Архангельску[578]. Интересно отметить, что эта 1-пудовая мортира не вошла в список отлитых за 1701 г. орудий.

Заметки в записной книге Петра указывают на особое внимание царя к производству новых орудий: «о бомбах и гранатах», «о обрасце в Сибирь пушкам, также и на Пушечной двор», «зделать образец картечем к 24 (и) 12 фунтовым», «Бутнанту о пушках, ядрах, бумбах и прочем», «о ученье пушкарей в цель и скорой стрельбы», «образцы пушечныя и мортирныя перевесть в маленкую кънишку, и кому писать, взять в Воронеж», «о бомбах и гранатах», «Бутенанту о пушках и протчем»[579].

Помета в записной книжке за тот же год «Кошке о вожении пушек для скорой стрельбы»[580] говорит о каком-то проекте с Яганом Гошкой о перемещении пушек с возможностью быстрого проведения к стрельбе. Не это ли задумки о начале конной артиллерии, основание которой приписывали Петру? Очевидно, о том же свидетельствует еще одна собственноручная помета царя в своей книжке «О важенье наперед полковых пушек»[581]. Но здесь сдедует привести слова крупнейшего знатока артиллерии петровского времени: «Мы охотно соглашаемся верить справедливости свидетельств о требованиях государя, чтобы строившиеся лафеты были легки на ходу, что даже размеры самих лафетов, вес их, вес колес, осей и проч., все было определено Петром Великим, но вместе с тем не имеем основания утверждать, чтобы все это неуклонно прилагалось на практике, так как противоположные приметы видели уже на деле, в вопросе конструкции орудий петровской артиллерии. Недостаток сведений о качествах введенных им лафетов, как повозок, не позволяет составить отчетливого представления, насколько цель Петра была достигнута в этом направлении, но имеются факты едва ли способные навести на заключение благоприятно»[582]. Слова директора Артиллерийского музея Н. Е. Бранденбурга подкрепляются примерами введения оглобельной системы перевозки орудий, которая требовала при стрельбе отпряжки лошадей.

Напомню, что еще при Алексее Михайловиче в полковую и полевую артиллерию была введена шорно-дышловая конская упряжка, что обеспечивало более удобную перевозку орудия. Упряжь с лямками с одиночной оглоблей и нашильниками удерживала накат пушки под гору. Легкая и удобная упряжь значительно повышала маневренность орудия на поле боя и, по словам П.П. Епифанова, «разрешала быструю перепряжку лошадей и тем самым способствовала сохранению орудий и прислуги при любой перемене позиции»[583]. В этом плане европейское заимствование в плане эффективности было весьма сомнительное.

Сколько же было отлито всего пушек? Сам Виниус в цитированном выше письма от 19 ноября 1701 г. сообщал о производстве более 300 пушек, мортир и гаубиц[584]. Конечно, «надзиратель над артиллерией», как всегда, преувеличивал.