Артист

– Её же все ненавидят. Я с этой компанией уже неделю провела, и эта стерва даже меня достать успела. Ведёт себя как барыня недорезанная, всё ей не так, других ни в грош не ставит. Разве что Охлопков был до недавнего времени, кстати, тот ещё фрукт, она с ним себя прилично держала, а как уехал, вообще сдерживать стало некому. Позавчера заставила оператора восемь раз одну сцену переснимать, потому что, видите ли, тень не так на лицо упала. Не удивлюсь, если эту доску кто-то подпилил.

– Надо проверить, – серьёзно сказал Травин.

– Шучу. Всем хочется поскорее доснять этот фильм, и на отдых, а если с ней что случится, ещё на месяц затянется. А у меня сроки чётко поставлены, к концу месяца я этого Федотова должна другому сотруднику передать, а сама уехать. Ходил уже к нему?

– Вчера, только его на месте не было. Но если сейчас повернём на Анджиевского, то можем и застать.

– Отлично, – Лена провела рукой по волосам, поправила фотоаппарат, – поступим просто. Я зайду отправить телеграмму в редакцию, как раз причина есть, а ты будешь рядом стоять и сверлить этого Федотова глазами. Ну а дальше по обстоятельствам, если он тебя узнает, скажешь, что я твоя новая знакомая. Не узнает, получу от редакции задание об их почте написать, но тут непонятно, клюнет он или нет.

Сергей покачал головой. Затея Меркулова не нравилась ему с самого начала, он ещё тогда сказал, когда отдавал бумаги, что выглядит это очень подозрительно – через десять лет появляется знакомый человек в нужное время и в нужном месте и тут же лезет дружбу возобновить. На что чекист ему ответил, мол, Травин – только маленькая деталь в чётком плане советских органов, и всё уже продумано заранее. И вот теперь оказывается, что этим продуманным чётким планом является Кольцова, молодая мать, недоучившийся следователь и начинающий фотокорреспондент.

– Авантюра полная, – сказал он, остановившись перед тяжёлой дубовой дверью с металлическими клёпками и медной ручкой, – может, лучше сначала всё обдумать?

– Какой-то ты слюнтяй стал, Травин, – Кольцова потянула ручку на себя, – раньше не сомневался, а сейчас как интеллигент дохлый.

Пятигорское почтовое отделение обслуживало только город и близлежащие станицы и подчинялось окружному Терскому почтамту, который находился на станции Минеральные Воды, поэтому штат его был небольшим. На количестве телеграфистов это не сказывалось, нужды населения, предприятий и особенно отдыхающих, которые любили слать телеграммы по поводу и без, обслуживали три человека.

Федотов выходил на двенадцатичасовые смены каждые вторник, четверг и субботу, садился за буквопечатающий телеграфный аппарат инженера Шорина и связывал Пятигорск со всей страной и заграницей. От постоянных ударов по клавишам болели пальцы, спина ныла, застывшая в одном положении, но Федотов свою работу любил и ни на что бы её не променял.

Телеграфом он заболел ещё во время войны, а после ранения пересел за машинку окончательно. Это время он вспоминал с ностальгией, стартстопными аппаратами не пользовались, в ходу были ключи и азбука Морзе. Тогда действительно для передачи текста нужно было прикладывать усилия, теперь же работа телеграфиста сводилась к работе машинистки. Но особая атмосфера, создаваемая бумажными лентами, треском механизмов и особым языком, на котором он общался с сослуживцами, всё равно оставалась, к тому же мимо него проходили тысячи чужих жизней, с их радостями и заботами, требованиями и слезливыми жалобами. Всё это люди доверяли телеграммам, а значит, и ему.

В четверг, 20 сентября, Федотов отметил, что посетителей на почте стало немного меньше. Значит, сезон заканчивался, и отдыхающие потихоньку разъезжались по домам. Местные жители телеграфом пользовались редко, выручали только учреждения, у тех поток корреспонденции шёл круглый год. Появление Травина телеграфист проморгал, он ковырялся отвёрткой в машинке, пытаясь наладить ход клавиши.

– Товарищ, мне бы телеграмму отправить, – раздался приятный женский голос.

– Да, секунду.

Федотов наконец-то впихнул штифт на нужное место, отложил шило, отвёртку, вытер руки платком и повернулся. Перед конторкой стояла молодая женщина, черноволосая, с глубокими синими глазами и высокими скулами, очень похожая на польскую артистку Полу Негри. Она смотрела чуть в сторону, словно немного косила, отчего взгляд выходил загадочным и чуть неземным. Рядом с ней высокий молодой человек в рубашке с бледно-красными пятнами разглядывал интерьер.

– Телеграмму.

– Простите, конечно, – телеграфист подсчитал количество слов, пометил карандашом знаки препинания, – с вас рубль пятнадцать копеек. Обычная или молния?

– Молния.

– Тогда ещё тридцать копеек. Вот квитанция, получите. Извините, молодой человек!

– Да? – Травин перестал разглядывать стены и столы и повернулся к Федотову.

– Ваше лицо мне определённо знакомо. Мы не встречались раньше?

– Возможно, – Сергей протянул руку, – только не помню, где. Я ваш коллега, из Пскова, начальник тамошней почтовой конторы. Зовут меня Травин Сергей Олегович.